На полпути

Драхош сразу вспомнил историю здешнего маленького кооператива. Действительно, он был неплохим. Если бы в пятьдесят шестом году его не разогнали, сейчас он славился бы на всю страну. Но в том была заслуга не Ференца Мока, а его дочери. Она была тогда восемнадцатилетней девчонкой; маленькая блондинка, с такой тонкой кожей, что, казалось, сквозь нее просвечивают все жилки, но голубые глаза девушки сверкали решимостью, а очертания рта выражали твердую волю — очертания рта никогда не обманывают, — и поэтому с трудом верилось, что ей всего восемнадцать лет и она недавно окончила техникум. Он вспомнил, что благодаря хорошей характеристике ее хотели направить на опытную станцию, но девушка — как же ее все называли, подождите, Мок Анна, Моканна, Мока, да ее называли ласково Мокой — отказалась от многообещающего предложения. «Я поеду домой в деревню, — сказала она. — У отца плохой кооператив, попробую наладить там дело. Буду учиться заочно в университете». — «В таком случае мы зачислим вас также на должность районного агронома, иначе мы не сможем платить вам зарплату». — «Я не согласна, — решительно возразила Мока. — Не могу же я одновременно скакать верхом на двух, точнее говоря, на трех конях. Кроме того, в кооперативе мне будут идти трудодни…» Куда же девалась эта девушка, когда ей перестали идти трудодни, потому что уже не было кооператива?

— Товарищ Мок, где теперь ваша дочка?

— Работает в одном альфёльдском госхозе. А что? — спросил с удивлением Ференц Мок.

Драхош достал свою записную книжку.

— Скажите мне ее адрес.

Через некоторое время, когда Драхош, Дани и Ференц Мок шли по улице, Драхош, прервав молчание, сказал:

— Мы вызовем домой всех агрономов, которые работают в других районах или в других областях. Они нужны в сельскохозяйственных кооперативах. Ваша дочка, товарищ Мок, вышла замуж? Есть у нее дети? А квартирой она обеспечена? Как вы думаете, приедет она домой, если мы ей напишем?

— Агроном нам позарез нужен. — У Дани загорелись глаза. — Мы все, конечно, не лыком шиты, но специалистов всегда не хватает. Пришлите нам, товарищ Драхош, побольше специалистов, старых и опытных. Не с университетской скамьи, а из хорошего госхоза. Мы не испугаемся, если вы к нам направите какого-нибудь бывшего начальника, лишь бы разбирался в деле. Можете вы раздобыть такого человека?

Драхошу понравился молодой председатель. Он ответил с улыбкой:

— Уже есть такой человек. Как раз такой, какой вам нужен. — Он похлопал себя по нагрудному карману, где лежала записная книжка. — Здесь его адрес.

Жизнь Дани Мадараса совершенно изменилась. Он забыл о приятном пробуждении по утрам, долгом умывании, обильном завтраке. На заре в четыре часа уже начинали барабанить к нему в окно бригадиры и люди, пришедшие по разным делам. За несколько недель вся деревня узнала, что председатель спит в задней комнате. У него не хватало теперь времени на уход за скотом — коровами, волами и молодняком. Лошадей же его по-прежнему запрягали каждый день: на них возил навоз молодой возчик Имре Ковач. Он не помогал матери Мадараса, не чистил конюшню, не выгребал оттуда навоз, не ухаживал как должно за лошадьми; этого безответственного парня интересовало только одно: сколько он заработает трудодней. А Дани не мог выкроить время, чтобы помочь матери. Около шести часов утра садился он на велосипед и отправлялся в контору кооператива, но лишь часов в девять-десять попадал туда, проделав полуторакилометровый путь. На каждом углу его буквально стаскивали с велосипеда. Он не представлял себе раньше, да и трудно было представить, что при переходе к новой жизни возникнет столько сложных вопросов. Их мог решить только председатель, и никто другой. Но как ни старайся, нельзя было угодить сразу двумстам пятидесяти членам кооператива. Напрасно мать ждала его завтракать и обедать. Несколько раз она таскалась с судками в контору, но заставала там только старшего бухгалтера тетю Жофи, приезжего молодого человека, назначенного счетоводом, и шуструю девчонку, дочку господина Кейзингера, которая стучала на пишущей машинке. Дани где-нибудь в поле, говорили ей, или в банке, или на МТС, или в райсовете, или в одном из ста других мест. По вечерам мать до десяти, одиннадцати часов ждала с горячим ужином сына, но потом ее смаривал сон.

— Что же все-таки ты ешь целый день? — на следующее утро спрашивала она Дани.

Как бы рано Дани ни подняли с постели, он не мог опередить мать. Ежедневно чистила она ему сапоги, грела воду для умывания, доставала из шкафа чистую рубашку. Но было еще так рано, что завтрак не лез Дани в горло, и мать тщетно потчевала его.

— Что же все-таки ты ешь целый день?

— Да что попало, — отвечал Дани, пожимая плечами. — У меня и времени на это нет.

— Почему ты не приезжаешь домой обедать? — ворчала мать. — Что у тебя за должность, если даже не отпускают домой пообедать?

— Некому отпускать меня, мама, — смеялся Дани. — И некому мне приказывать. В том-то и беда.

— Да ты и не спишь совсем, — продолжала мать.