Читаем На полпути полностью

Каждый вечер ставила она возле его кровати пустую пепельницу и на другое утро находила ее полной окурков. Он поздно ложился, чуть свет вставал да еще курил по ночам.

— Что же с тобой будет? — причитала она.

Дани сбросил сразу килограммов десять лишнего веса, как поле, под конец зимы освобождающееся от снега. Но он не ощущал никогда ни голода, ни усталости. Он жил в таком напряжении, с такой внутренней концентрацией сил, которые знал прежде только по быстро пробегающим мгновениям любви.

Для преобразования двухсот пятидесяти мелких крестьянских хозяйств в одно крупное хозяйство надо было проделать огромную организационную работу. При этом Дани не мог использовать полностью свое положение и власть, как, например, командир роты или директор завода. У него была возможность не приказывать, а только просить; не налагать взыскания, а только взывать к совести тех, кто допустил ошибку. Но, по правде говоря, ему хватало этих вспомогательных средств. Он, сумевший великолепно наладить свое маленькое хозяйство, чувствовал, что организовать кооператив на площади в триста раз большей, чем у него, ему намного легче, — так человеку гораздо удобней двигаться в одежде, сшитой по росту. Дани еще недоставало опыта, но, как ни странно, люди и дела повиновались его словам и рукам.

Организационная работа стала повседневной жизнью Дани, но его действиям придавало особую эмоциональную окраску обладание властью или, вернее, сознание этого. Он почувствовал собственную власть впервые, когда сразу после выборов к нему явился председатель сельсовета, присланный в деревню с какого-то пригородного завода после смещения Ференца Мока.

— Будь добр, товарищ Мадарас, подпиши. — И он разложил на столе перед Дани несколько листов бумаги.

Дани внимательно прочел на одном из них текст, отпечатанный на машинке: «Удостоверяем, что сельскохозяйственный кооператив «Новая жизнь» отпускает с работы следующих товарищей…» И дальше шли имена семнадцати-восемнадцатилетних парней, среди которых значился младший сын Кальмана Лимпара. Дани знал и других, если не по именам, то в лицо. Это были сын Келемена, сын Маришки Варги…

— А зачем мне подписывать? — спросил он, взглянув на председателя сельсовета.

— Потому что иначе их не примут на завод.

— Отчего же не подпишете вы сами?

Председатель сельсовета расплылся в улыбке:

— Почему ты со мной на «вы»? Вот тебе раз. Правда, я старше… Подписать не могу. Подписать должен председатель кооператива.

— Я?

— Ты.

— А почему кооператив не нуждается в них? — спросил Дани, еще раз просмотрев документ.

Но сейчас ему важней было разобраться совсем в другом: неужели одним росчерком пера он может решить судьбу людей, отпустить их в город или оставить крестьянствовать в деревне? Дани отодвинул от себя бумагу.

— Не подпишу, — коротко сказал он и занялся другими делами.

Вечером к нему пришли все три парня: «Дядя Дани так да дядя Дани этак». И Дани подписал бумагу: пусть не говорят, что он желает им зла. К тому же среди них был сын дяди Кальмана. Тот до смешного походил на отца, одежду на него точно вилами набросали. Он не смог окончить даже восьми классов, и к нему полностью относилась поговорка: «Дурака учить — что мертвого лечить».

«Он сроду не пошел бы на производство, если бы в деревне не создали кооператива. Темнота. Ничего не смыслит, ему бы только с волами иметь дело», — подумал Дани.

Но он был в долгу у своего дяди. И пришлось отпустить в город его сына и пристроить самого Лимпара кладовщиком на складе. У крестьян отобрали десяток самых больших сараев и устроили в них склады, потому что негде было хранить даже мешки с цементом. Правление кооператива состояло главным образом из середняков. Против назначения Лимпара кладовщиком возражали только Ференц Мок — он внес прежде Лимпара в список кулаков — и Иштван Прохазка, заместитель председателя. Прохазка, светловолосый, ясноглазый, горячий по натуре, в молодости батрачил у кулаков и некоторое время работал у Лимпара. Больше года он не выдержал: ему пришлось не по вкусу прогорклое сало. А жена Лимпара, обремененная тремя детьми, никогда не могла выбрать время, чтобы отнести обед своим батракам в поле.

— Знаю я эту породу. Он разбогател нечестным путем. А теперь пустили козла в огород, — сказал Прохазка.

— Да нет же. У него всего полно, зачем ему красть? — настаивал на своем Дани. — Знаете вы анекдот о воре-управляющем? Говорят, дело было здесь, по соседству, в имении графа Палфи. Граф обнаружил, что его управляющий не чист на руку, и приказал привязать его нагишом на ночь к дереву на краю болота. Утром граф пришел туда поглядеть и видит, что голого управляющего всего облепили комары. Сжалился он над беднягой и стал отгонять от него комаров. А управляющий взмолился: «Не прогоняйте их, ваше сиятельство, эти-то уже напились крови вдосталь».

Но Прохазку не так легко было переубедить.

— Такие, как Лимпар, никогда не напьются крови вдосталь! Батрак у него не выдерживал больше года.

Дани с тоской в голосе сказал:

Перейти на страницу:

Все книги серии Современная зарубежная повесть

Долгая и счастливая жизнь
Долгая и счастливая жизнь

В чем же урок истории, рассказанной Рейнольдсом Прайсом? Она удивительно проста и бесхитростна. И как остальные произведения писателя, ее отличает цельность, глубинная, родниковая чистота и свежесть авторского восприятия. Для Рейнольдса Прайса характерно здоровое отношение к естественным процессам жизни. Повесть «Долгая и счастливая жизнь» кажется заповедным островком в современном литературном потоке, убереженным от модных влияний экзистенциалистского отчаяния, проповеди тщеты и бессмыслицы бытия. Да, счастья и радости маловато в окружающем мире — Прайс это знает и высказывает эту истину без утайки. Но у него свое отношение к миру: человек рождается для долгой и счастливой жизни, и сопутствовать ему должны доброта, умение откликаться на зов и вечный труд. В этом гуманистическом утверждении — сила светлой, поэтичной повести «Долгая и счастливая жизнь» американского писателя Эдуарда Рейнольдса Прайса.

Рейнолдс Прайс , Рейнольдс Прайс

Проза / Роман, повесть / Современная проза

Похожие книги