На полынных полях

Покончив с приготовлениями, Игорь несколько минут задумчиво постоял над открытым люком, потом закурил, поднес зажигалку к запалу пиропатрона и, бросив его вниз, плотно закрыл тяжёлую крышку. Под ногами послышалось глухое нарастающее шипение, земля на поверхности резко запахла химией, и Болотников, уложив в сумку мины и подобрав взрыватели, поспешил к выходу.

Когда минут через пятнадцать все вчетвером подошли к месту, где только что в адском пламени сгорели миллионы долларов, они обнаружили на поверхности чёткий прямоугольник спекшейся от жара земли. От плотной горячей вони слезились глаза и невозможно было дышать. Пришлось ещё переждать снаружи какое-то время, чтобы затем замаскировать остывающий след окончательно.

Все действия происходили почти в полном молчании. Озадаченный Павел Петрович тоже воздержался от каких-либо вопросов…

***

Сразу по приезду на озеро Болотников со своей сумкой отплыл на надувной лодке подальше от берега и с промежутком метров в сто утопил мины. Отдельно он разбросал и взрыватели.

А рыбалка им удалась, потому что иначе и быть не могло: Потапов знал на своём озере все рыбные места.

Ближе к вечеру на костре сварили уху, затем обильно запивали её водкой, но ни весенняя благодать лесного озера, ни горячая водочная мреть не снимали с души Болотникова железных цепей давно осознанной вины, которые здесь, в окрестностях Ильинского, давили особенно тяжко.

Будь Игорь религиозным человеком, он назвал бы это тяжестью смертного греха, который никогда не отмолить. Даже сознание того, что проклятого склада больше не существует, не принесло ему ни малейшего облегчения.

Впрочем, бросая пиропатрон в отверстие люка, чудесного исцеления Игорь и не ждал …

Предзакатное озеро, обрамлённое лесом, завораживало своей красотой. Ветра не было, и зеркальная поверхность воды отражала позолоченные заходящим солнцем облака, чёрно-зелёные ели и редкие белые свечи берёзовых стволов над берегами.

Дым костра поднимался к небу прямым синеватым столбом и тоже отражался в озерной глади.

Вокруг стояла такая тишина, что, казалось, появись сейчас комар – его звон был бы слышен и с противоположного берега.

Игорь, повидавший на своём веку немало разнообразных пейзажей, в эти минуты подумал, что он, пожалуй, впервые в жизни оказался в таком царстве гармонии и покоя.

– А ведь рай вокруг! – словно подслушав его мысли, тихо произнёс Потапов.

Болотников промолчал, но, как всегда неожиданно, заговорил Ангел Друбич. Глаза серба неподвижно смотрели на пляску огня в костре.

Игорь дал товарищу высказаться до конца и только потом перевёл сказанное Павлу Петровичу:

– Он сказал, что рая не может быть снаружи, и его нельзя ощутить плотью. Рай может чувствовать только душа, которую любят, о которой искренне молятся другие души. Чем больше любви и доброй памяти – тем ярче и блаженнее рай…

А мы все, – он сказал, – кроме, возможно, тебя – давно в аду. О нас даже некому молиться…

У костра воцарилось молчание, и Ангел Ивкович вытащил из рюкзака очередную бутылку водки.

Непьющий Павел Петрович взял топор и пошёл в лес. Он решил пополнить запас дров на ночь и уже определил себя бессменным часовым.

Игорь пил не пьянея, но затем усталость и водка всё-таки взяли своё. Уже в полудрёме под синим полотном просторной палатки Болотников подумал об Анубисе и вяло попытался позлорадствовать: Нестеров так и не узнал, что вожделенная тонна героина, на поиски которой он когда-то потратил столько сил и денег, находилась у него почти под носом.

Но радости, даже злой, не получалось – в душе уже привычно плескалась лишь неизбывная полынная горечь…

***

Во сне к нему пришла Даша.

Плохо пришла. Он, собственно, не видел её саму, но что-то в этот миг подсказывало ему, что пришла именно Даша.

И он сразу ощутил исходящую от неё невыносимую волну ужаса и обиды, которая придавила его к земле так, что невозможно было шевельнуться, страшная тяжесть упала на грудь и не давала дышать.

Игорь хотел ей что-то сказать, объяснить, но уже останавливалось сердце, и он, чувствуя, что сейчас умрёт, с последним усилием рванулся от земли …

***

Очнувшись, Болотников судорожно расстегнул молнию спального мешка и сел, но набрать в легкие воздуха удалось не сразу – ещё какие-то мгновения рёбра были туго стянуты незримыми пеленами, а сознание в панике металось между сном и явью.

С трудом отдышавшись, Игорь заметил, что не спит и Друбич.

– Услышал твой стон, – тихо сказал Ангел. – Показалось, что ты умираешь.

– Тебе не показалось, – Игорь всё ещё чувствовал внутри себя отверстую ледяную бездну. – Я сейчас умирал…

Они вылезли из палатки и отправили спать Павла Петровича, сменив его на посту у костра.

Шёл к исходу третий час ночи – самый страшный час суток, отмеченный мрачными суевериями у всех народов – на это время выпадает основная доля естественных смертей.

Ангел остался на берегу, а Игорь разделся и нагишом бросился в холодную воду озера, которая обожгла и мгновенно взбодрила тело, но ничего не смыла с души.

Согреваясь потом у огня, заплясавшего над щедрой охапкой хвороста, Игорь поведал Друбичу о пережитом сне.