На полынных полях

Ангел с некоторым удивлением посмотрел на Игоря, и голос его прозвучал глухо и хрипло:

– Мы с тобой в одном аду, Игорь, потому что моя Радислава уже не раз снилась мне точно так же: я никогда не вижу её лица, не слышу голоса – вместо Рады ко мне приходит её смертная обида, что я не был рядом и не спас нашего сына…

Друбич достал из костра горящую ветку и прикурил очередную сигарету.

У костра воцарилось тягостное молчание.

Всё окрест тоже молчало, глухая тишина над озером вызывала ощущение нереальности окружающего мира, в котором единственные звуки исходили от потрескивающих в пламени сучьев.

Звёздный купол отражался в незримой чёрной глади воды, и какой-то момент Игорю показалось, что островок освещённого костром берега одиноко висит в пустом и бездонном межзвёздном пространстве…

Первым стряхнул с себя оцепенение Друбич.

– Я ведь нашёл нелюдя, кто бросил моего малыша в колодец. – Ангел подложил в костёр очередную порцию сучьев. – Он уже сидел на игле настолько, что от него отвернулись даже свои.

В Приштине, сам знаешь, героина сейчас полно, хотя косовары шныряли с ним по Европе, как крысы, ещё и при прежней власти. Возможно, они таскали и твой товар…

Игорь вскинул глаза, но Друбич жестом ладони показал, что не обвиняет его.

– Когда я пришёл, он лежал под сильным кайфом и не совсем понимал, что происходит. А мне очень хотелось, чтобы он понял. Я его связал и увёз в горы, – по лицу Ангела пробежала болезненная судорога отвращения. – После того, как он пришёл в себя и услышал, кто я такой, он со страху весь обделался – сидел под деревом, скулил и вонял…

Друбич снова замолчал.

– Ты убил его? – спросил Игорь.

– Нет, – ответил Ангел. – Там была трещина в скале – метров пять-семь в глубину. Я заткнул ему пасть, и столкнул в эту трещину. Насмерть он не убился и, наверное, сильно потом жалел, что не убился сразу…

Небо между тем посерело, с озера потянуло холодным ветерком, где-то присвистнула одна пичуга, и тут же, словно по её команде, весь окрестный лес наполнился разноголосым птичьим свистом и щебетом.

Вслушиваясь в этот звонкий хор, Друбич закончил свой рассказ:

– Легче мне не стало – стало ещё хуже. Я тогда пошёл в храм, долго стоял там один и думал, что Творцу, должно быть, мерзко на нас смотреть. Он не предполагал, что мы такими станем, он в чём-то сильно ошибся, когда творил нас по образу и подобию своему, или…

Ангел закрыл лицо ладонями и замолчал, не закончив мысли, которая готова была сорваться с его уст, но, видимо, показалась ему слишком крамольной.

Через некоторое время он передёрнул плечами и снова повернулся к Болотникову:

– Я уже давно боюсь не смерти, Игорь, не Страшного суда боюсь и не какого-то чёртова пекла – я боюсь там встречи со своими – что я им скажу, простят ли они меня?..

Разговор на этом прервался – из палатки, потягиваясь, появился слегка взлохмаченный, но бодрый Павел Петрович, затем разбудили и заспавшегося Ивковича.

Через час, собрав палатку и снасти, рыбаки отправились в обратный путь.

Когда вездеход Потапова поравнялся с перекрёстком дороги, ведущей к Ильинскому кладбищу, Павел Петрович с вопросом посмотрел на сидящего рядом Игоря.

Болотников отрицательно покачал головой: слишком велик был сейчас в нём соблазн остаться в конце той дороги навеки…

Глава 4

Вуйкович-Болотников вернулся в Белград.

За бутылкой крепкой абрикосовой паленки они с Иваном Савельевым в очередной раз обсуждали ситуацию.

– Я буду тебе помогать до конца, – говорил Иван, которого очень беспокоило настроение друга. – Но, если ты не остановишься – всё закончится очень скверно. Допустим, уничтожишь ты ещё пару-тройку мерзавцев, но рано или поздно кто-то неизбежно вычислит и убьёт тебя!

Игорь слушал его, задумчиво поворачивая в пальцах стакан с ароматной паленкой, и молчал.

– Лично для меня в твоей войне победа может быть лишь одна – уберечь твою буйную голову, – продолжал Иван. – Насколько я понимаю – угроза есть, и она сейчас может исходить исключительно от некоего господина, которого ты спугнул в Австрии. Хоть что-нибудь на него собрать удалось?

– Так и не познакомились мы с этим господином, – Игорь задумчиво глядел в окно. – Диспозиция никакая: я не знаю, что ему известно обо мне, а он не знает, что мне известно о нём.

– Есть за что зацепиться?

– Где-то в Москве – некий милиционер, на которого они рьяно охотились в Опорске. Надеюсь, было из-за чего.

– Намерен его искать?

Игорь кивнул.

Савельев положил ему на плечо свою руку:

– Пора тебе уходить с этой войны, Игорёк! Мы ведь по шестому десятку разматываем. Как ни поверни – жизнь прошла, и в былом ничего не исправить.

Не знаю как ты, но я, когда на наше прошлое оглядываюсь, вижу там себя тупым героем хреновой компьютерной «стрелялки»: куда-то быстро бежал, в кого-то лихо стрелял, а самое главное – искренне верил, что у тех, кто вертит джойстиком у меня за спиной, есть какие-то великие цели. – Иван невесело усмехнулся.– Ты знаешь, кстати, почему я попал в число убитых во время той вылазки с кубинцами в Анголе?

Игорь вопросительно вскинул брови:

– Разве ты мне рассказывал?