Других я избавлю от безнадёжных упований, от разочарований и зависти, у них отпадёт необходимость в бесконечной агрессии ради удовлетворения своих страстей и страстишек…
Лазаридис внезапно замолчал, и глаза его неподвижно уставились куда-то в пространство. В студии воцарилась тишина, в которой стал слышен тихий змеиный посвист вентиляторов внутри мощной электронной аппаратуры.
– Это гуманная акция, – Лазаридис ожил также резко, как и замолчал. – Потому что быстро погибнут все слабые, не приспособленные к реальной жизни особи. Можешь считать меня человеконенавистником, но в действительности я – человеколюбец, как было сказано в одной очень популярной книжке: «Придите ко мне, все труждающиеся и обременённые, и я успокою вас!»
Людей стало слишком много, Лебедев, а сумма их желаний и претензий критически превзошла сумму возможностей, которые они способны обеспечить друг другу, даже действуя сообща! Но они же ещё и фатально, трагически разобщены…
Болотников, наблюдая в этот момент за лицом Гловацкого, заметил, что тот, привычно изображая невозмутимость, с трудом терпит пространные разглагольствования шефа.
Но Лазаридис опять умолк и утомлённо откинулся на спинку кресла.
– Продолжим? – тут же воспользовался паузой Зден. – С обратным знаком?
В ответ последовал утвердительный взмах ладони…
– Не думаю, что в Москве много знают о здешних разработках, – Гловацкий снова навис над Игорем, – иначе ты не полез бы сюда со своим самодельным сканером. И всё же – что вам известно о нашем проекте?
Болотников отрешённо смотрел мимо него:
– А то – убьёшь?
– Всё ещё геройствуешь? – Зден осуждающе покачал головой. – Тогда подожми мошонку – сейчас тебе будет очень страшно!
…Этот звук пришёл не снаружи, он возник у него внутри черепа. Отвратительный рёв на самых низких, уходящих глубоко в инфразвук, тонах вдавил Болотникова в кресло, невыносимый ужас переполнил сердце и разорвал аорту…
…Игорь снова очнулся и с удивлением обнаружил, что он лежит на полу, его руки и ноги свободны от скотча, а в зале нет никого: куда-то исчезли и Лазаридис, и Зден, и операторы, которые только что проводили над ним свои эксперименты.
Со странной лёгкостью Болотников вскочил на ноги и ещё раз огляделся – огромная студия была абсолютно пуста. Тогда он пошёл к выходу – сначала медленно и нерешительно, затем всё быстрее и уже почти бегом достиг дверей …
Тяжелые дубовые створки поддалась без усилий, он преодолел порог и остолбенел: большая полная луна висела над морской гладью, она заливала ярким прохладным светом и море, и спящую степь, которая начиналась от изогнутого берега лимана и простиралась в бесконечность, потому что линия горизонта над сушей скрывалась в слоящейся туманной мгле.
Высокая степная трава в неистовом сиянии луны казалась серебряной и словно светилась сама по себе.
Ошеломлённый Болотников почувствовал густой горький аромат, который однажды так поразил его в детстве – это пахла степная полынь…
Узкая тропинка у него под ногами была видна совершенно отчётливо: петляя в траве, она вела к высокому склону кургана. Метрах в ста от себя Игорь рассмотрел уже знакомые ему фигуры и, даже не пытаясь себе что-то объяснить, медленно пошёл к поджидавшим его у тропы…
– Долго же ты пропадал в своей Москве! – сияя глазами и всеми своими веснушками, Даша приподнялась на цыпочки и крепко прильнула к Игорю. – Я уже изволновалась вся, а мне теперь волноваться нельзя!
– Что случилось? – не сразу сообразил Болотников.
– А то и случилось: маленький у нас будет!
– Дашутка! …
…Гловацкий разочарованно развёл руками и на пару шагов отошёл от кресла, где безжизненно обвисло тело испытуемого.
– Умер? – вставая со своего места, с досадой спросил Лазаридис.
– Причину могу назвать даже без вскрытия, – деловито прокомментировал один из операторов, не отрывая глаз от монитора. – Адекватно сработали здоровые надпочечники – выбросили лошадиную дозу адреналина, тренированное сердце мощно сократилось и толкнуло кровь, а вот сосуды оказались уже не столь эластичными – и разрыв! Это возрастное. Ты был прав, Гловацкий, – они могли бы послать кого-нибудь помоложе!
– Прикажешь всё теперь испытывать на тебе? – проворчал Лазаридис, останавливаясь рядом со Зденом. – Впрочем, один важный результат мы всё-таки получили – наше оружие умеет убивать почти мгновенно.
– В этом конкретном случае – сорок две секунды! – уточнил оператор. – Но мощность сигнала можно увеличить ещё на четверть…
Лазаридис взглянул на мёртвого Болотникова и его неприятно передёрнуло: смерть, как неизбежность, Валерий Сергеевич воспринимал по-философски спокойно, но таких вот прямых напоминаний о бренности земного бытия – не любил.
– Всё! – произнёс он, чувствуя, что уже еле-еле стоит на ногах от усталости. – Сегодня меня больше не беспокоить! А завтра к одиннадцати часам всем быть готовыми к запуску проекта!
Он повернулся и неверным шагом направился к выходу…
– Труп – убрать! – распорядился Гловацкий. – И чтобы никаких следов, все видеозаписи здесь тоже не забудьте стереть!