На помощь! Как команда неотложки справляется с экстренными случаями

Формулировка сообщения немного повеселила отделение неотложной помощи. Этот 30-летний мужчина ударил большой палец ноги и вызвал скорую помощь. С другой стороны, мы знаем, что нередко наше представление о случившемся на основе данных табло имеет мало общего с действительностью. Возможно, на самом деле палец ужасно распух, а фельдшер просто не хотел опережать диагноз врача, подозревая сломанную кость. Возможно, ушиб очень болезненный — что, безусловно, случается. Может, пациент фактически больше не может передвигаться самостоятельно?

Мужчина, которого я сейчас вижу на каталке, не кажется встревоженным. Он скрестил руки под затылком и лежал с закрытыми глазами, когда я обратился к нему. Тогда он поднял веки, устало посмотрел на меня и подтвердил то, что только что рассказали мне коллеги из неотложной помощи: да, это был несчастный случай на работе. Работая кладовщиком на складе, он ударился ногой о поддон. Это было очень больно.

Появляется Патрик, приветствует двух санитаров, мужчину на кушетке и подписывает перевозочный документ. Как только он фиксирует, что это не экстренная ситуация, он просит его извинить, оставляет эту троицу мне и идет к госпоже Мёллер. Я считаю своим долгом позволить новому пациенту спуститься с каталки и сопровождаю его, пока он хромает в одиннадцатый кабинет.

— Вы можете выдать мне здесь больничный лист?

— Вам следует обсудить это с хирургом-травматологом, — отвечаю я. Подозреваю, что больничный — главная цель во всем этом мероприятии, включая транспортировку на скорой помощи. Когда мы добираемся до лечебного кабинета, я задаю еще несколько вопросов о том, как произошел несчастный случай, составляю документацию и объясняю пациенту, что врач его скоро осмотрит.

Патрик почти закончил зашивать рану госпожи Мёллер, когда я вернулся в операционную. Я жду его последних жестов и перевязываю рану.

— Я не знаю, — вздыхает госпожа Мёллер. — Не знаю.

Когда повязка наложена, я начинаю убираться. Почти все, что использовалось для ухода за раной, попадает в разноцветные контейнеры для отходов, которые разделены в зависимости от материала: тампоны, шприц, используемый для местной анестезии, а также предметы из нержавеющей стали: иглодержатели, пинцеты и ножницы. Чистить эти инструменты после каждого использования и приводить их в стерильное состояние — и документировать все это в соответствии с правилами — в итоге было бы дороже, чем покупать новые. Сталь может быть переработана, поэтому утилизация одноразовых инструментов не несет таких последствий для окружающей среды, как можно было бы предположить.

Патрик сидит за монитором хирурга-травматолога.

— Госпожа Мёллер находится в стабильном состоянии, — говорит он. — Никаких признаков дальнейших повреждений. Я бы сказал: девяносто девять процентов в пользу этого. Тем не менее, я должен отправить ее на КТ.

Даже при легкой черепно-мозговой травме, то есть при том, что обычно называют сотрясением мозга, следует ожидать кровоизлияния, последствия которого проявляются только через некоторое время, но и в этом случае могут быть опасными для жизни. Поэтому очень важно наблюдать за больным в течение определенного периода после лечения.

Пациенты среднего возраста, которые не хотят оставаться в больнице, получают от нас брошюру, в которой перечислены наиболее важные тревожные сигналы, при которых им следует немедленно обращаться за медицинской помощью: потеря равновесия, нарушения речи или зрения, онемение, изменения поведения, тошнота.

Из-за деменции госпожа Мёллер могла легко игнорировать большинство симптомов. Кроме того, она регулярно принимает антикоагулянтные препараты. Они в просторечии известны как «разжижители крови» и предназначены для предотвращения тромбозов. Кровоизлияние в мозг особенно опасно, если коагуляция искусственно замедлена, поэтому в таких случаях используют компьютерный томограф.

— В таком состоянии ей будет нелегко сделать КТ, — говорит Патрик. — И только представь, если что-то действительно обнаружится. Вот тогда начнется: мы просверлим ей череп и так далее. Стоит подумать.

Даже при том, что детали каждого случая уникальны, мы постоянно сталкиваемся с одним и тем же вопросом: разве этого не достаточно? Для того, кто прожил долгую жизнь и теперь страдает серьезной болезнью (и в некотором смысле мысленно уже живет в другом мире), не более ли достойно позволить событиям идти естественным ходом? Если вы искренне помогаете человеку, при необходимости вводите обезболивающее, но воздерживаетесь от серьезных операций или даже от реанимационных мероприятий?