На пороге

Чёрному почудилось после всех его недавних отчаянных метаний и треволнений среди всевозможных угроз, что сейчас сама безмятежная вечность впустила его в свои владения и позволила стать частью себя. Благостное ощущение покоя пронизало его изнутри, он невольно задохнулся слезой.

Капля тут же замёрзла у него на щеке. Он понял, что не чувствует собственные пальцы. Мышцы ног и спины задрожали, пока он, словно титан, поднимающий небесный свод, отрывал собственный вес от земли. Усилие оказалось тщетным. Едва он опёрся на на ноги, как снежный пласт под ним провалился, и Чёрный осел в белую дюну по грудь. Пальцы совсем не шевелились. Одеревенели уже кисти целиком. Машинально он попытался подняться снова и понял, что у него не хватало сил. На мгновение в глазах потемнело, и к нему пришла тревожная мысль, что, потеряв сознание, он замёрзнет насмерть. Усилием воли он заставил мечущийся ум успокоиться и начал соображать. Куда нужно было идти, он не знал. Никаких видимых признаков человеческого жилья до самого горизонта не наблюдалось. Нужно было попытаться отдохнуть. Проблема была в холоде. Он настойчиво отгонял от себя абсурдное раздражение по поводу того, что погода была так преждевременно холодна в этом году. Снега ещё просто не должно было быть. Но снег был перед ним – повсюду вокруг – бескрайнее море его, из которого вздымались горы и с другой стороны выступал берег леса. Снег валил сверху. Снежинки становились крупнее. Скоро ничего не будет видно на расстоянии нескольких шагов.

Чёрный огляделся. Прочитанная когда-то в детстве книга подала ему идею. Он принялся усердно тереть руки об одежду и одну о другую. Наконец они отозвались сильной ломящей болью, пальцы начали шевелиться. В то же время начали терять чувствительность подбородок и щёки. Чёрный не обратил на это внимания. Не пытаясь больше выбраться из снега, вместо этого он принялся его приминать и утаптывать, стараясь добраться до самого дна. После десяти минут топтания и валяния в снегу получился котлован глубиной метра полтора. Защитив, насколько это было возможно, руки стянутыми вниз рукавами кофты, Чёрный принялся рыть снег у самого дна котлована, углубляясь в снежную стену. Ему пришлось попробовать в нескольких местах, пока он не наткнулся на то, что искал: в этой точке грунт начинал полóго подниматься. Чёрный твёрдо помнил, что именно такое – наклонное – расположение обеспечит минимальный отток тепла. Свет почти не проходил сквозь толстые наносы снега – уже через два метра тоннеля внутри стало совсем темно. Теперь рыть и двигаться приходилось на ощупь. Часа через два изнурительной работы, в продолжение которых он несколько раз был близок к обмороку, ему удалось добиться своего. Вырытая в плотном снегу нора шла под восходящим углом и открывалась в конце крошечной камерой. Чтобы пол камеры был повыше, Чёрный приминал свободный снег, образовывавшийся при её постройке. Он даже сделал у одной из «стен» выемку в полу – сток для наиболее холодного воздуха. В процессе работы ему почти удалось согреться. Теперь он рассчитывал на то, что тепло его собственного тела поднимет температуру внутри снежной камеры выше ноля. Дыхание заставит поверхность свода покрыться тонкой корочкой льда, что усилит прочность конструкции. Разница температур с наружным воздухом может достичь сорока градусов. В этом убежище негде было развернуться, нельзя было даже встать, и в нём царила непроглядная тьма, но это было сейчас несущественно. Ведь если всё будет нормально, то он доживёт до утра.

Свернувшись в клубок в сидячем положении, чтобы было теплее, и чувствуя, как корчится от голода пустой желудок, он боролся с искушением вновь погрузиться в пучину отчуждённости. Но каждый раз перед ним вставало лицо Известина, и Чёрный был готов мириться с любым холодом, только чтобы не столкнуться с этим врагом опять лицом к лицу.

Он не слишком рассчитывал заснуть. Но в конце концов испытания последних дней, постоянное напряжение и физическое истощение сделали своё дело. Он погрузился в неровное тревожное забытьё. Подсознание, сменявшее образы на экране его внутреннего взора, смешивало ингредиенты из копилки памяти всё беспорядочнее, разбавляя их всё обильнее приправами фантазии. Вначале образы были размытыми, словно нарисованные пастелью. Внезапно перед ним появился Костик – очень яркий, будто он сам светился. Чёрный даже смог разглядеть стены своего снежного убежища. Костик осторожно присел на корточки напротив него. Чёрный вдруг понял, что тот одет в одну лёгкую белую футболку и шорты.

«Тебе не холодно, Костик?» – просто спросил он. Удивляться и анализировать то, что он видел, не было сил.

«Нет, – помотал тот головой. – Я же мёртвый. Мне не может быть холодно. И мне не нужно есть. Быть мёртвым совсем не так плохо».

«Я бы поел», – тут же ответил Чёрный.

«Я тебе оставлял сухофрукты», – Костик, кажется, немного удивился.

Чёрный не стал его огорчать: «Да, правда. Спасибо. Я поем».