На пороге великих тайн

День выдался знойный. Солнце было уже высоко и жарило немилосердно, когда я выбрался на плоскую вершину горы, поросшую молодым сосняком. Гору называли Лисьей, вероятно потому, что в сосняке гнездились лисы. Оттуда они совершали набеги на птицефермы Альминского совхоза. Действительно, кое-где в наиболее густых зарослях попадались лисьи норы, хитро замаскированные сплетениями корней и сухой травой. Встречались и следы лисьих пиршеств — россыпи перьев — все, что оставалось от зазевавшихся снежно-белых кур-леггорнов, немолкнущий гомон которых доносился снизу, из долины Альмы.

Лисьи норы заинтересовали меня потому, что возле них можно было найти мелкие обломки камней, выгребаемые лисами из-под почвенного слоя. Лисы — заботливые родители. Устраивая надежное убежище для своего потомства, они глубоко зарываются в землю и иногда докапываются до коренных пород.

Вокруг повсюду тянулись задернованные склоны, покрытые травой и сухой хвоей. Только возле нор встречался желтоватый песок, мелкие кварцевые гальки, зеленоватая глина. Я вертел в руках белые, хорошо окатанные гальки, растирал пальцами комочки песка и глины и никак не мог определить, какими же породами сложена Лисья гора.

В густом сосняке было душно. Горячий, неподвижный воздух был так сильно напоен терпким запахом смолы и хвои, что на языке становилось горько и щекотало в носу. В знойной дымке расплывались окружающие склоны. Контуры далекого Чатырдага и плоских вершин главной цепи Крымских гор едва угадывались в голубой дымке, сливавшейся с голубизной неба.

Я сдвинул на затылок соломенную шляпу и отер мокрый лоб.

Неужели на целой горе нет ни одного обнажения? Неужели она так и останется вопросительным знаком на геологической карте? Что рассказывать студентам, которые через несколько дней начнут здесь геологическую практику?

Мысленно ругнув лис, которые не смогли докопаться до коренных горных пород, я начал продираться сквозь сосновые заросли. Местами молодой сосняк рос так густо, что приходилось лезть чуть не на четвереньках под сплетениями сухих ветвей.

Я исколесил восточный склон горы и перебрался на южный. Здесь было настоящее пекло. Я буквально истекал потом, ползая по сухой горячей хвое под мелкорослыми сосенками, почти не дающими тени.

Наконец мое терпение иссякло. Я сбросил с плеч рюкзак и прилег отдохнуть возле полузасохшего куста шиповника. Куст давал ровно столько тени, что можно было спрятать голову и плечи. Я подогнул колени и ухитрился спрятаться в тени почти весь. Было душно и не очень удобно, но по крайней мере не так горячо, как на солнце.

Возле самого лица по сухим листьям шиповника ползали большие черные муравьи. Где-то совсем близко трещали цикады.

Из полудремоты меня вывело громкое чириканье. Маленькая серая птичка метнулась в кустах, на мгновение присела на ветку над моей головой, снова встревоженно зачирикала и стремительно улетела прочь.

Я приподнялся на локте и увидел, кто ее напугал. Огромная двухметровая змея бесшумно ползла по сухой хвое. Гибкое буровато-оливковое тело поблескивало на ярком солнце, как старинная бронза.

Я вскочил на ноги. Змея на мгновение замерла на месте, потом высоко подняла голову и с каким-то вызывающим любопытством посмотрела на меня неподвижными круглыми глазами. Я успел разглядеть, что брюхо у нее ярко-желтое и покрыто темными крапинками. Это был леопардовый полоз, безобидный гигантский уж, большой любитель мышей и птичьих яиц, ловкий охотник, стремительно двигающийся по земле и скалам и умеющий вползать на вершины самых высоких деревьев. Эти красивые быстрые змеи стали в Крыму большой редкостью. Я с интересом наблюдал за ним. Он следил за мной и не шевелился.

«Музейный экземпляр, — мелькнуло у меня в голове. — Убить?» Я осторожно нагнулся за молотком, еще не уверенный, приведу ли в исполнение свое намерение.

Однако он не стал дожидаться и, сверкнув на солнце бронзовой чешуей, как молния скользнул вниз по склону. Я начал пробираться следом за полозом и вскоре вышел на небольшую полянку. Здесь в окружении молодых сосен росло несколько кустов шиповника, а через всю поляну словно ступени, тянулись красноватые карнизы каких-то песчаников.

Коренные обнажения!

Оказывается, я устроился на отдых, не дойдя до них всего несколько десятков метров. Забыв о встрече с полозом, я принялся осматривать карнизы. Они были сложены слоями каких-то неизвестных мне желтых песчаников и буроватых мелкогалечных конгломератов. Подобные породы еще не попадались в этом районе.

Сразу стало понятно, что за кварцевые гальки лежали возле лисьих нор. Напрасно я бранил лис. Они честно докапывались до коренных пород, но эти породы были так сильно разрушены, что походили на обычные наносы. Значит, вся гора сложена песчаниками и конгломератами. Теперь надо определить их возраст. Для этого придется поискать остатки ископаемой фауны.

Я принялся разбивать молотком глыбы песчаника и конгломерата, тщательно осматривая обломки. Однако ни раковин, ни их отпечатков не попадалось.