На пороге великих тайн

Опускания не происходили спокойно. Они сопровождались сильнейшими землетрясениями. В эпоху Гомера Итака, Кефаллиния и другие острова Ионического архипелага уже не имели сухопутной связи с Балканским полуостровом. Значит, наиболее сильные землетрясения произошли еще в доисторические времена.

Однако разрушительная работа в земных недрах не прекращалась. Подземные толчки снова и снова сотрясали отвоеванные морем хребты. Тучи пыли взвивались над рушившимися селениями; трещины бороздили склоны прибрежных холмов; громадные волны, поднятые землетрясением, захлестывали золотые песчаные пляжи.

Люди гибли, но не уступали. Оставшиеся в живых отстраивали разрушенные дома, поправляли каналы — и снова цвел миндаль, гнулись под тяжестью плодов апельсиновые и оливковые деревья, снова смуглые черноволосые девушки наполняли плетеные корзины золотистыми гроздьями винограда.

Слишком плодородна была щедрая земля, слишком прозрачно небо и ласково теплое море, чтобы даже самые слабые духом решились покинуть страну своих отцов.

Как и тысячелетия назад, пастухи продолжали бродить со стадами по горбатым кряжам островов, а из Керкиры, Аргостолиона, Закинтоса и других городов Ионического архипелага отплывали к берегам Греции суда, груженные оливковым маслом и апельсинами, шерстью и вином.

В средние века могучая Византия, Венеция и Неаполь спорили о праве грабить мирных скотоводов и земледельцев Итаки, Кефаллинии и Закинфа. Рыбаки и маслоделы Корфу, пастухи Левкаса и виноградари Итаки не раз видели с прибрежных холмов, как стремительные остроносые галеры окутываются пушечным дымом и сходятся на абордаж.

Прикрывая мозолистыми ладонями глаза, мирные жители прибрежных селений рассуждали о том, кто отнимет у них осенние сборы, будет пить их вино и горланить по ночам солдатские песни.

Победители, подобные прожорливой саранче, появлялись и исчезали, но даже их жадность не могла опустошить щедрой земли. Новый урожай снова наполнял вином и маслом старинные амфоры в прохладных подвалах, а на просторах нагорных пастбищ суровый пастух считал суковатым посохом приплод своих поредевших стад. И житницей Греции звали люди тихие прибрежные острова.

В 1953 году катастрофа наступила неожиданно…

Качнулись маятники сейсмографов в глубоких бетонированных подвалах сейсмических станций всего мира. Зайчик светового луча, отраженный от зеркала на маятнике, начертил острые зигзаги на фотобумаге. Еще и еще…

В Москве и Париже, Нью-Йорке и Иркутске внимательные взгляды сейсмологов впились в путаницу пересекающихся ломаных линии на сейсмограммах. Каждый зигзаг, чернеющий на полоске фотобумаги, — след упругой сейсмической волны, рожденной землетрясением. Вот первый зигзаг, оставленный наиболее быстрой продольной волной. Она прошла через внутренние области земного шара и первой достигла сейсмической станции. Вот еще несколько колебаний: пришла вторая группа волн — поперечные, распространяющиеся медленнее, чем первые. Вот, наконец, целая серия острых, резких зигзагов — наиболее сильный отзвук далекого землетрясения. Он принесен особым видом сейсмических волн, которые распространяются по земной поверхности подобно кругам на воде от брошенного камня. Еще зигзаги колебаний — это поверхностные волны, обогнувшие земной шар и пришедшие к станции с противоположной стороны. А это поверхностные волны, несколько раз обошедшие земной шар. Все эти волны рождены одним подземным толчком. Однако они имеют различную скорость и поэтому пришли на сейсмическую станцию не одновременно…

— Сильнейшее землетрясение, — сказал седой ученый, закончив обработку сейсмограмм. — Эпицентр в Средиземном море, вблизи Ионического архипелага. Страшно подумать, что произошло там, если даже у нас в Москве смещение почвы при толчках достигало миллиметра…

В начале августа 1953 года в западной Греции стояла жаркая, солнечная погода. Оранжевый шар солнца медленно погружался в неподвижное, словно покрытое маслом, море, чтобы утром снова вынырнуть на востоке, возвещая зной не успевшей охладиться земле.

Полуобнаженные люди на полях и в оливковых рощах Итаки все чаще вытирали со лба крупные капли пота и прикладывали к пересохшим губам оплетенные тростником бутыли с виноградным вином. Стада покинули открытые горбатые склоны и попрятались в маквисе — зарослях колючих вечнозеленых кустарников, покрывающих подножия кряжей.

Опустели улицы городов. Знойное штилевое безмолвие было необычным. Люди ждали грозы.

9 августа в ту пору, когда пастухи в горах уже разыскивали тень, чтобы укрыться от палящих лучей солнца, а внизу, у моря, спускались к пляжам купальщики, утреннюю тишину нарушил подземный гул. Дрогнули горбатые холмы; тонкие трещины побежали по выжженным склонам. Испуганно замычали коровы, заблеяли сбившиеся в кучу козы и бараны.

Пастухи, покинувшие свои убежища, видели, как взвилась пыль над поселками. Это рушились здания.