На Пришибских высотах алая роса

Соединения Красной Армии отходили, уступая врагу километр за километром советской территории. Конечно же, отходили с тяжелым сердцем, но где-то под спудом теплилась надежда, что они сюда еще вернутся. Отходили, уступая более хитрому, умелому и изощренному противнику. Не хватало опыта у наших командиров командовать такими большими массами живой силы, бронетанковой техники и авиации, согласовывать их действия. Но они учились, методом поражений, а, значит, ошибок и просчетов. Жутко было оттого, что за все эти ошибки и просчеты солдаты расплачивались своими жизнями.

Как только начались бои, стали поступать раненые. Кто был ранен в руку, кто – в ногу, кто задыхался от проникающего ранения в легкие. Кто-то лежал молча или был без сознания, кто-то кричал от нестерпимой боли или матерился, поминая всех матерей мира. Всех было жалко, всем хотелось поскорее помочь, облегчить их боль, спасти от смерти. Когда Анины подопечные впервые оказались на самом острие войны в том полевом госпитале, ощутили ее жестокость, увидели ее страшное кровавое лицо, Аня следила за ними, боялась, что кто ни будь из них упадет в обморок. Девчонки бледнели, но держались. А теперь им уже привычна была эта кровавая обстановка. Уже вторые сутки не выходят из операционной врачи, из перевязочной медсестры и, все же, не могут своевременно оказать помощь всем раненым. Их поступает намного больше, чем за это время могут прооперировать и перевязать. Начальник госпиталя запросил помощь, потому что весь персонал еле на ногах стоял от усталости. У Ани буквально слипались веки, и ей стоило немалых усилий держать глаза раскрытыми, а ведь надо было еще и правильно перевязывать. Но руки, привыкшие к этой работе за годы войны, автоматически производили правильные действия, потому что она уже не в силах была их контролировать. От усталости и напряжения, от бешенного темпа работы оплавились мозги. И она уже ничего не соображала. Перевязав раненого, решила выйти на улицу, чтобы взбодриться свежим ночным воздухом. Открыла глаза и увидела перед собой капитана. Подумала, что заснула на ходу, и он ей приснился. Его тихий и нежный голос убаюкивал:

– Поспите еще немного. Вам это необходимо.

Но Аня и без его уговоров опять провалилась в бездну. Окончательно проснувшись, она увидела возле себя капитана.

– А вы мне снились.

– Не снился. Это действительно был я. Я нашел вас на полу палаты и принес сюда, чтобы вы поспали. Так же нельзя себя нагружать. Такие сверхчеловеческие нагрузки скажутся на здоровье.

– Как же не нагружать, если раненых перевязывать надо, обрабатывать раны, останавливать кровотечения. Они же умрут без нашей помощи.

– Я так рад, что опять вас встретил. Я все время думал о вас, вспоминал, как мы танцевали с вами на перроне, и какие у вас были грустные глаза. Сегодня в них – усталость, неимоверная усталость. Нелегко вам приходится.

– Бывают и передышки, но когда такие бои…

– А вы своего любимого встречали?

– Нет.

– А нам с вами уже два раза повезло встретиться. Мы тогда даже имен не назвали, не надеясь на встречу. Думаю, сегодня откроем друг другу тайну. Меня зовут Миша, а мама звала Мики.

– Как-то не серьезно – капитан и Мики. Я буду звать вас Михаил, а меня зовут Аня.

– Красивое имя. Есть даже орден вашего имени… и давайте перейдем на «ты».

– Давайте.

Аня ничего не знала о таком ордене, но спрашивать не стала, чтобы не показать свою необразованность в этом вопросе. А про себя подумала: «Что, понравиться хочешь?»

Михаил был легко ранен в бедро. Пуля прошла по касательной, задев лишь мягкую ткань. Он ходил даже без костыля, опираясь только на палочку, выструганную им самим из дерева. Его заставляли больше лежать, чтобы рана быстрее заживала, но он все время старался находиться возле Ани и помогать ей. Если она отправляла его на койку, отвечал:

– Когда еще такая возможность будет – облегчать твой труд, и, улыбаясь, добавлял, – касаться твоей руки, чувствовать твой запах. Сама судьба меня послала к тебе.

– Может быть, – соглашалась Аня и думала о том, что вот Матвея ей судьба не посылает.

Ей приятны были комплименты Михаила, его забота о ней. Они не были похожи на ухаживания Матвея. Михаил был городской, учился в институте, родители его интеллигентные люди – преподавали ВУЗов. Он и думал не так, как Матвей, и говорил не так, как Матвей и намекал на то, что жаждет ее поцелуя, не так, как Матвей. Но любила она все-таки Матвея. Он был своим, родным, с чем свыклась и сжилась с детства. А здесь совсем другой мир, пусть и заманчивый. Одно только: «Твое дыхание пахнет полевыми цветами!» чего стоит. А как щекочет мочку уха и возбуждает его дыхание, когда он шепчет ей комплименты или стихи: