Только началось ясное утро, как противник бросил в контратаку двадцать танков. Впереди плотной стайкой шли десять «тигров». В этом месте артиллеристы не были прикрыты пехотой. Орудия остались один на один с танками. Можно бы было сняться и увести орудия за высоту, которая была за спиной. Время для этого еще было. Но это значило – открыть путь врагу вглубь наших боевых порядков. И командир решил принять бой. Костя вспомнил свой первый бой. Его обстановка была очень похожей на эту. Но тогда ему повезло. Повезет ли сейчас? Останется ли он в живых? Эта мысль мелькнула, как-то вскользь и ушла, потому что следующая, ему уже подсказывала, что надо развернуть пулемет в лоб, идущему на него танка. На одно орудие было по три танка и на всех – батальон пехоты с ними. И вот в бреши между танками хлынул поток пехоты. Костя еще успел заметить, как за их спиной бежали офицеры и подталкивали солдат пистолетами. Потом все смешалось в жуткой круговерти. Артиллеристы столкнулись с вражеской пехотой на своих огневых позициях, оттесняли их штыками и гранатами, схлестнулись с ними врукопашную. Костя то колол наседающего врага, то метал гранаты в их гущу, то расстреливал в упор, надвигающийся танк, то поднимал жерло в зенит, на проносящиеся над головой самолеты. Они бомбили позиции батарей. Сколько продолжалось это неимоверное столкновение, он определил только потом, после боя. А сейчас ему казалось, что бой длится вечность, и ему не будет конца. Только отбрасывали одну атаку, как гитлеровцы бросались в следующую. Сколько было таких атак, Костя не считал. Враг наседал то спереди, то сбоку, и надо было вертеться во все стороны, чтобы не пропустить последний смертельный выстрел. Он даже не сразу заметил, что наступила тишина. Просто стало, как-то не так. Он посмотрел в ту сторону, откуда вначале шли немцы, и увидел шесть горящих танков и трупы немецких солдат, лежащих вповалку, рядами, словно снопы при уборке урожая. Он плюхнулся на землю, вытирая тельняшкой пыль и грязь с лица, по которому ручьями стекал пот.
В последнюю спокойную ночь перед наступлением Аня стояла на посту, вслушиваясь в монотонный шум леса, вглядываясь в темноту, окутывающую местность, вспоминала, как после школы пошла на курсы машинисток – стенографисток, как по путевки комсомола была направлена на работу в органы, туда, где больше молчат, чем говорят, туда, где не поощряется не только излишнее любопытство, а любопытство вообще. Интересно кем бы она стала, если бы не случай, который привел ее на скамью медицинского училища. Может быть, шпионкой, работала бы в тылу у немцев. Ей тогда интересно было это, но то, была романтика. А теперь она знает цену этому, и знает, каково это – единоборство с врагом. Война мигом рассеяла туман романтики.
Перед утром стало прохладнее. Чтобы согреться, она решила обойти вокруг палаток, в которых находились продуктовые и вещевые склады. Палатки стояли под горой, вдалеке от остальных построек. Здесь, на отшибе стоять было и скучно, и страшновато. Она устала от напряжения зрения и слуха, ведь нельзя было пропустить ни одной тени, ни одного шороха, а в лесу – их столько! «Скорее бы подъем», – подумала Аня и тут услышала грохот. Сначала не поняла, что это может быть, и испугалась от неизвестности. Но страх владел ею всего несколько секунд, пока она сообразила, что это грохочет танк. Недалеко от госпиталя стояла танковая колонна. Девчонки к ним на танцы по ночам бегали. «Началось! – подумала Аня, – теперь не только им, но и нам жарко будет». Головной танк вышел на большак, и было слышно, как через определенный интервал за ним идут остальные. Гул все нарастал и нарастал, и тут воздух потряс залп артиллерийских орудий. Аня вспомнила капитана, с которым танцевала на полустанке, и подумала о том, что, может быть, он тоже участвует в этой канонаде. Били зенитки. Теперь гремело так, что содрогалась земля. Все воздушное пространство было заполнено звуковой какофонией. Звуки хаотически метались между землей и небом, и казалось, что их невыносимого грохота лопнут не только барабанные перепонки, но и шар земной расколется на мелкие кусочки.
Войска 6-й армии вермахта уступали войскам Сталинградского фронта в живой силе, артиллерии и в танках, но они сумели прорвать фронт. Этим они создали угрозу окружения 62-й армии между Доном и Чиром. Сталинградский же фронт, проведя контрудар, лишился своего бронированного «кулака» – большинства танков, и не смог изменить обстановку в пользу советских войск.