Во время боев раненые поступали беспрерывно. Количество раненых говорило о степени ожесточения боя. Иногда, в течение суток принимали по несколько сот раненых, иногда тысяч. Чтобы принимать новых раненых, необходимо было освобождать места – эвакуировать в тыловые госпитали тех, кому оказана помощь. Эвакуацией раненых в тыл занимались специальные ГоПЭПы – головные полевые эвакопункты. Они располагались вблизи железнодорожных веток, а иногда на самих станциях. Последнее было как удобно, так и опасно, потому что станции бомбились вражеской авиацией по несколько раз в сутки. Фашисты не признавали белые флаги и знаки с красным крестом, которые не имели права подвергать бомбардировкам. Аню приказом направили в соседний госпиталь, коллектив которого ей был знаком, так как они не один раз приходили на помощь друг другу. В госпитале, куда она прибыла, происходило что-то непонятное. Одна за другой, беспрерывно к подъезду дома подъезжали и тут же отъезжали машины. Одних снимали с машин и заносили внутрь здания, других выносили из него и грузили на машины. Оказалось, что сейчас этот госпиталь выполнял функции эвакопункта и занимался формированием санитарных поездов. Ане сразу же определили задание: помогать грузить раненых и сопровождать их в тыл. Было сказано, что конкретного адреса не определено. Где примут, там и оставите, а потом домой возвращайтесь.
Машины, на которых прибыли из эвакогоспиталя, стали задним бортом впритирку к вагонам. Медсестры на носилках переносили раненых из машины в вагон, и укладывали на разостланную солому. Машины шли и шли. Медсестры переходили из вагона в вагон. Руки натянуло так, что Аня боялась порою не удержать носилки. Потом подвезли людей на подводах. Теперь стало еще тяжелее, потому что носилки надо было поднимать на уровень плеча, то есть на уровень пола вагона. На медсестер, кроме обязанностей по сопровождению, возлагалось еще следить за порядком в вагонах и проводить необходимые процедуры и перевязки. Всех распределили по вагонам. Ане достался вагон почти в самом конце состава. Познакомилась со своими подопечными, спросила, есть ли у них какие-нибудь просьбы, вопросы. Санитары уже принесли в вагон кипяченую воду в бачках. Перевязки и уколы пришлось делать на ходу поезда. Путь был не близкий и не легкий. Аня думала об этих людях, отважных фронтовиках, теперь беспомощных и уязвимых. Самое страшное было погибнуть сейчас, когда не был сражен в бою, когда выжил после операции. А такая возможность была, потому что фашистские стервятники охотились за санитарными поездами. Уловив заунывное завывание вражеского самолета, Аня спешила в свой вагон и пыталась отвлечь пассажиров шуткой или предлагала им запеть песню, обосновывая:
– С песней быстрее дорога коротается.
Молодые сильные голоса подхватывали ее запев.
Когда госпиталь намного отставал от передовой, догонять приходилось на автомашинах или поездах. Более всего не любили поезд, потому что над поездами всегда кружили вражеские самолеты. Поэтому приказ сопровождать раненых в санитарном поезде Аня встретила без особой радости, с досадой вспоминая прошедшие путешествия по железной дороге. Вот и сейчас: погрузку закончили в сумерках, и только отъехали от станции, как началось преследование. За поездом увязались вражеские самолеты. Состав то и дело останавливался – машинист пытался обмануть врага, маневрируя. Где гнал, а где резко тормозил, избегая попадания бомбы в состав. Так и ехали: то в лесу, то в поле остановка, то бомбежка, то обстрел начинается. Наконец-то, добрались до следующей станции. Здесь должны были еще принять раненых. Машины подъехали почти к самому перрону. Аня тоже вышла из вагона помогать переносить раненых. И вдруг:
– Нюта! Нюта!
Так ее звал только Матвей, да и голос его она никогда не спутает ни с чьим другим. Ей бы бежать, а она от неожиданности, села прямо в снег. Но он уже, обнимая и поддерживая за локти, поднимал.
– Матяша, – выдохнула Аня, но ее уже звали. Он схватил носилки и побежал рядом с ней, на ходу рассказывая, как рад, что они встретились, как он всю войну искал ее. Грузились бегом. Зимние дни короткие, темнело рано. С обеда стал задувать зловеще завывающий ветер, срывая поземку и жестоко швыряя ее в лицо людям.