– Как они могли поверить в то, что станут хозяевами мира? «Зиг Хайль» позаимствовал тоже из магического общества Туля?
– Да, оттуда. Вся символика оттуда. «Зиг» – это двойная руна, обозначающая победу.
– А, что, вообще, такое «руна»?
– Это слово переводится, как тайна или шептать. Руна – это знак, заключающий в себе магическую силу. Часть рун позже стала основой древнескандинавского алфавита. Каждый знак несет определенный звук. Рунами можно писать и в Европе и в Азии, потому что они означают и там, и там одни и те же звуки. Считается, что каждая начерченная руна, оказывает свое воздействие в зависимости от того, что она обозначает. Есть руны, защищающие кого-либо или что-либо, есть ускоряющие или замедляющие, например, то или другое событие. Умение трактовать руны считалось искусством. Это не каждому было под силу. Только избранные, которым было передано знание о взаимодействии рун между собой, умели складывать из них тексты заклинаний и сакральные формулы. Как только Гитлер пришел к власти, сразу же старая немецкая символика стала заменяться рунической. В эмблемах курсантов гитлерюгенда использовалась руна Тейваз. Она посвящена однорукому богу войны Тюру.
– По-моему им не очень помогает эта символика. Сила русского духа сильнее вашей мистики.
– Ты прав. Я тоже убедился в том, что вы сильнее духом, чем мы, если брать в общей сложности. Конечно, есть всякие, но ваши партизаны и подпольщики проявляют чудеса героизма. Девчонки терпят такие пытки, какие не всякий мужчина вытерпит, и никого не выдают. Моя любимая девушка тоже в диверсантки пошла по зову сердца. В тюрьме оказалась, и, если бы не мой друг, погибла бы там. А я теперь иду к вам, чтобы спасти ее от смерти.
– Из немецкой тюрьмы вышла, а в русскую попала?
– Думаю, что так.
За портфель Первых похвалили, а за «языка» поругали и еще ругали за то, что провел операцию не по намеченному плану.
– Почему самовольничал? Если бы не взял портфель, был бы тебе трибунал, – допекал его командир полковой разведки.
– Да, мы и так все под трибуналом ходим. Шаг – влево, шаг – вправо, и трибунал! Я уже объяснял: по намеченному плану, мы бы портфель не взяли. Исходил из создавшейся обстановки.
– Двоих бойцов потерял!
– Если бы на дороге брали, все бы там остались.
Потом его особисты допрашивали:
– Почему не дал немца застрелить?
Не ожидал он, что Витя Попов продаст его, вроде такой покладистый парень был. Теперь он понял, что вся покладистость его была наигранной. Первых отстранили от боевых действий. Вскрывалась целая шпионская организация: Гелен, Первых, Табаченко и Чижевская. Но в этом надо было еще хорошо разобраться. Всех троих допрашивали до тех пор, пока не решили вопрос с Геленом. Он оказался нужным человеком. Много знал, имел хорошие связи в рейхе и согласился работать на советскую разведку при условии сохранения жизни Люси. Он со временем предоставил протоколы ее допросов, из которых было видно, что она никого не предавала. В этом ему помог Курт. Расстрел ей заменили лагерем. Свидетельствовал о работе медсестры Екатерины Кавериной, работе которой не препятствовал. Рассказал случай с паспортом.
В лагерь, где отбывала свое наказание Люся, давно уже просочилась весть о нашумевшем на фронтах приказе № 227. Он коснулся и их – зэков. Как одной из важнейших карательных мер этого приказа, было создание штрафных формирований. Военным советам фронтов, их командующим предписывалось «сформировать в пределах фронта от одного до трех штрафных батальонов (по 800 человек), куда направлять провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, и поставить их на более трудные участки фронта, чтобы дать им возможность искупить кровью свои преступления против Родины». Но этот приказ коснулся не только тех, кто оступился на фронте, но и тех, кто отбывал наказания в лагерях или исправительно-трудовых колониях. И, следуя логике, решили, что держать их за решеткой или колючей проволокой, ограждать их от обрушившейся на Советский Союз беды, было бы неразумно. Руководство страны давало им, оступившимся или смалодушничавшим, совершившим промах, шанс – возможность искупить свою вину, снять с себя черное пятно обвинения ценой собственной крови.
Законы военного времени предусматривали за большинство воинских преступлений расстрел или, в лучшем случае, длительное заключение в тюрьме. У Люси была единственная возможность снять с себя эту нелепую судимость – пойти на фронт. И она решила проситься на фронт, понимая, какой опасности себя подвергает.