На привязи (СИ)

— Я без напарника буду?

Инспектор укоризненно посмотрел на него.

— От тебя, конечно, отказалась Лазарро, но нашелся новичок, который не в курсе твоего скверного характера. Завтра в восемь посвятим его в рыцари — и отправитесь патрулировать район. Не вздумай обидеть его, я за назначение Павора головой отвечаю.

— Кого? — переспросил Антон, надеясь, что ему послышалось. В любом случае, мало ли по земле ходит однофамильцев…

— Марий Павор, — четко повторил Инспектор. — Все, иди, свободен, оружие сдай — и от работы ты сегодня отстранен.

Ну разумеется, подумал Антон, смена-то рабочая кончилась как раз вовремя для отстранения, а будь сейчас день, то для него нашлось бы занятие в виде перекладывания бумажек. Вслух он ничего не сказал. Коротко отсалютовав (Инспектор лениво махнул ладонью — мол, иди уже, хватит расшаркиваться), Антон покинул кабинет Инспектора.

Сумбурные мысли так и решетили голову. Он прошел мимо отдела следователей, заметив, что на его стол уже наставили коробок со старьем, глянул на закуток патрульных, откуда выбрался года три назад и надеялся больше не возвращаться, и спустился в хранилище. Сегодня дежурил Давид, высоченный и угольно-черный. При виде Антона он улыбнулся от уха до уха, демонстрируя крепкие, распирающие челюсть широкие зубы. Антон кисло улыбнулся в ответ. Мигов все поняв, Давид перестал сверкать зубами, мрачно свел брови и пробасил:

— Жалко, брат, мы все считаем, что ты поступил правильно.

— Кроме Лазарро, — буркнул Антон.

— Кроме нее, — охотно согласился Давид. — Но ты ее пойми тоже. Она-то не стреляла в подозреваемого, ей не за что под суд идти.

— Он уже обвиняемый был, — сказал Антон, протягивая Давиду пистолет.

Давид молча покачал головой, вновь растянув губы в улыбке, и Антон кивнул. Да, не была еще формально, на бумаге, доказана вина, когда он выстрелил в человека. Сам виноват. Должен был догадаться, что в царстве бюрократии его сожрут с потрохами. Инспектор, как бы ни кривлялся при каждом разговоре, все же не дал его в обиду. И на том спасибо.

— Напарника-то нового видел? — поинтересовался Давид. — Познакомились?

— Нет, — качнул головой Антон и зачем-то соврал: — Я о нем ничего, кроме имени, не знаю.

Он попрощался с Давидом.

О Марии Паворе, которого он, как и все ребята из школы, звал Мариком, ему было известно достаточно. Мальчик с острым языком, подросток с вызывающим поведением. Словно специально нарывался всегда, чтобы ему дали в нос его аристократичный… Антон остановился у лифта, ткнул кулаком в кнопку. Марика он, по большому счету, недолюбливал без причин, просто машинально испытывал неприязнь. Тот поначалу сидел бледной тенью и радовал учителей своим воспитанием и способностями. Не поладил он только с физруком, потому что отказался играть в спортивные игры. Антон хмыкнул, вспомнив, как Марик с серьезной миной заявил физруку, что не должен подвергать свое лицо опасности. Впрочем, что взять с шестилетнего пацана, воспитанного нервной матерью и тихим, забитым папашей? Другое дело, что Марик вырос, а его непоколебимая вера, что природа наградила его божественно красивой мордашкой, никуда не исчезла. Вечно задранный кверху нос (надо отметить, и впрямь на редкость прямой формы), надменное выражение физиономии и снобское отношение ко всем задали тон поведению одноклассников. Антон не мог припомнить ни одной недели, чтобы Марика не ткнули под ребра кулаком, или не выбросили его сумку в мусорный бак, или не затащили в туалет, намереваясь макнуть головой в унитаз. Правда, Марик визжал так громко, что до серьезных травм, моральных или физических, так ни разу и не дошло: учителя мгновенно сбегались на его защиту. Потом подлец стал хитрее и визжал, даже когда его никто не трогал, и потенциальным обидчикам доставался выговор просто так, за нехорошие намерения.

Воспоминания так и накатывали, пока лифт ехал вниз. В девятом классе Марик вдруг решил, что нужно найти себе друзей, и объектом своего неуемного интереса выбрал Антона. Все дружеское отношение Марика заключалось в навязчивых приставаниях и скучных монологах о том, что Антон читает говно, а не книги, и совершенно зря пытается сойти за умного. Антон точно ему сломал бы нос, но Лайла, неоправданно терпеливо относившаяся к Марику, пригрозила, что бросит его, если Антон хоть пальцем тронет эту бледную прямоносую змеюку. На том и порешили. Марик отошел в сторону, окончательно замкнувшись, Антон был вполне счастлив — так счастлив, как только может быть парень с самой красивой девушкой в классе. Пусть даже она и дружила с Мариком в свободное от любви и учебы время. А к концу года Марик внезапно покинул школу и ушел в спецтех, чтобы из него сделали профессионального военного. Как там у него сложилась судьба, Антон не знал, да и не думал особо. Иногда лишь ловил себя на смутной надежде, что хоть в новой школе Марика травить перестали.