На привязи (СИ)

Он тогда уже понял, что обречен в своей любви. Понял, что он, как и отец, однолюб. Отец всю жизнь любил женщину, которая его ни в грош не ставила, страдал, но не мог от нее уйти, потому что себя без нее не видел, и угасал от того, что она не давала ему и капли тепла. А Марик влюбился в одноклассника и больше всего боялся, что тот заметит. Антон не замечал. Никогда. Даже если Марик смотрел на него в упор, Антон не удостаивал его и взглядом. Тогда в последние месяца два Марик, наблюдавший за ежедневными пробежками Антона по стадиону, решил присоединиться. Терять было нечего. Антон бегал легко, без устали. Марик останавливался после первого круга и смотрел на него, не отрывая глаз. Прощался. Это он так пытался наглядеться на него на жизнь вперед и верил, что стоит только уйти из школы, как все исчезнет: и многолетняя, тихая, невыносимая порой влюбленность, и постоянная травля, и он сам — ежесекундно обороняющийся, ожидающий подвоха и добровольно занявший позицию испуганной, сломленной жертвы.

Отчасти вышло так, как он хотел. На рефлексию не осталось времени. В спецтехе его тренировали и учили основам космополитизма и военному делу так, словно в любой миг могла начаться война. В девятнадцать он впервые оказался в окопе — примитивном и убогом окопе в далекой и бедной стране. Все, что выстроили военные Пространства, уничтожили местные. Они не хотели воевать с соседями по правилам цивилизованного мира. Они хотели средневековой грязи. И Альянс, в который Марик так жаждал попасть, стал использовать дикарей как полигон для своих рекрутов. Марику повезло, он вернулся невредимым, только ладони стер до кровавых мозолей о лопату, когда копал могилу своему менее удачливому товарищу. После той практики он понял, что его тренировали не так уж жестко, как ему поначалу казалось.

Прошло три года — и его зачислили в солдатский корпус Альянса. Некоторые знакомые Марика были рады и этому, но Марик, ворочаясь ночью на жесткой постели без подушки, не собирался останавливаться. Продолжил обучение, увидел смерть, а потом… потом все переменилось. Он осознал, что Альянс — много больше, чем свихнувшиеся на крови военные. Увидел отделы научных изысканий. Научился работать с нейросетями и дополненной реальностью. Создал в качестве дипломной работы нейроловушку. Он не знал, дернула ли за нужные ниточки мама, или его попросту заметили, но дальнейший путь был легок и шел исключительно вверх. После диплома он лишь раз попал на фронт, но быстро вернулся обратно, хоть и не в лучших обстоятельствах, однако те дни он предпочитал не вспоминать. Его окружили хакеры, киберманьяки, нейромошенники. Он легко дослужился до офицера и блестяще провел свое первое дело — взял убийцу по фамилии Спилец. Тот промышлял в даркнете, заговаривал с человеком в виртуальности, получал от него информацию о местоположении, обходил защиты… Заканчивалось все тем, что человек, сидевший перед монитором с сенсорами на пальцах и очками на глазах, погибал. Его душили домашние роботы, ударяла током взбесившаяся кухонная утварь, сжимался на шее гибкий провод от интимных игрушек, так популярных среди посетителей киберборделей. Спилец, должно быть, получал огромное удовольствие, когда картинка, с которой он общался в Сети, меркла, а вебкамера по его приказу делала посмертный список жертвы. Спилец шифровал свои каналы филигранно, до Марика его пытались поймать три года. Ему, с наработками коллег и штабом подчиненных, удалось взять Спилеца за шесть месяцев.

Он торжествовал. Предсказание мамы об огромном успехе в тридцать лет начинало сбываться. Еще каких-то два года — и он будет праздновать юбилей. Честно скажет друзьям, что не забыл, каким никчемным слабаком был в школе. Держа бокал с безалкогольным шампанским, поведает, как он сам себя сделал, выковал свою волю, закалил тело. Все будут слушать его и делать восхищенные лица, потому что как можно отказать имениннику в бахвальстве? Он умолчит лишь об одном. О том, что до сих пор порой срывается, залезает в Сеть и гуляет по всем виртуальным страницам Антона, в которого влюбился пятнадцать лет назад, судорожно выискивает информацию о его личной жизни, листает его фотографии и изучает каждый пиксель до сих пор любимого лица. Уже незнакомого. В кого вырос Антон, Марик не представляет. Но внутри все равно то и дело просыпается сосущая пустота и проглатывает его.

Мечты не сбылись. Спустя месяц после триумфального заключения Спилеца под стражу, спустя две недели после того, как Спилецу назначили смертельную инъекцию, Марика заковали в наручники и привели в камеру. Охрана отводила глаза. Им было неловко запирать офицера там же, где обычно ожидали своей участи обвиняемые. Марик был так шокирован, что даже не сопротивлялся. Он служил Альянсу безупречно, он всем сердцем был предан своему руководству и Премьеру. Он жизнь бы отдал, потребуй от него этого обстоятельства!.. Но сказать это было некому. Он ждал в слабо освещенной камере хоть кого-то, кто объяснит ему, в чем дело.