На привязи

— Кристина, — останавливает меня Костин голос. Он стоит у кухни. — Демьян Игоревич спрашивал у меня, куда мы сегодня ездили. Я рассказал ему. И про то, что ты просила найти ту женщину.

— Хорошо, — киваю я и выхожу.

Демьян в момент моего появления на крыльце наливает из квадратной бутылки виски в стакан. Я сажусь на пустой стул, Демьян протягивает мне налитое. Беру и тут же делаю глоток. Возвращаю ёмкость.

— Послушал? — киваю я на телефон, который лежит на перилах.

— Да.

— Теперь веришь?

Он резко смотрит на меня.

— Наверно… мне стоит извиниться, — говорит вдруг.

— И за что же?

— За то, что не поговорил тогда с тобой, — он глотает виски, вертит стакан в руках. — Мне жаль, что все так получилось.

Я молчу. Я жду, что он скажет дальше.

— Черт, я разучился извиняться. Мне трудно, — хмыкает он. — Но меня же тоже можно понять в той ситуации?

— Можно. Хоть это и трудно, но можно.

Он вновь протягивает мне стакан, я принимаю, пью, а Демьян берет и заявляет:

— Учитывая, что ты сделала потом…

Вот тут я удивляюсь.

— И что я сделала?

— Нашла моего отца, вышла за него…

— С твоим отцом я познакомилась случайно, — говорю, понимая, что сейчас можно. Нет, не добить, а рассказать уже все. — Он пришел на благотворительный вечер. Если тебе опять нужны свидетели — у меня есть. Директор школы танцев, в которой я работала. Это она нас познакомила. Мы пообщались, обменялись контактами. Игорь мне понравился. Начал ухаживать. У меня давно никого не было, не было человека, с которым было вот так легко, как с ним, несмотря на разницу в возрасте.

68

Демьян смотрит задумчиво, беспокоя свой подбородок.

— Хочешь сказать, ты не знала, что я его сын? — спрашивает он.

— Не знала, правда. Ты, когда мы начали с Игорем встречаться, был за границей, то ли получал второе высшее, то ли по делам фирмы, не знаю… — я пристально смотрю в его лицо и продолжаю: — Вы с отцом не очень-то похожи, у тебя больше общего с мамой, я видела с ней старую фотографию в доме, в подвале которого меня держал Борька… ваших взрослых фотографии Игорь мне не показывал, о вас рассказывал немного. Познакомить нас он не спешил, не знаю почему, может, из-за Борьки. Он же любил провоцировать девушек отца. А еще, услышав от мужа "Демьян" или даже "Дема", я бы, конечно, насторожилась… но он называл тебя Димой, — Демьян хмурится после моей последней фразы и монотонно говорит:

— Это он из вредности. Мое имя выбрала мама, отец хотел назвать меня Дмитрием, в честь деда… Вот он и называл меня с детства Димой. Я так привык, что не замечал уже.

Я невольно киваю.

— Так что когда Игорь наконец нас познакомил… — стараюсь говорить спокойно, но голос срывается все равно, хрипит. — В общем, поверь, от мысли, что мы вот так, твою мать, породнились, мне было херово… Никогда бы никому такого не пожелала. Ирония судьбы, будь она не ладна… — усмехаюсь нервно. — После всего, после того, как ты бросил меня беременную… Я была уверена — ты трус и предатель. И видеть тебя было для меня адом, Демьяш.

Он молчит, думает… А потом вдруг резко встает, не выпуская бутылку из рук, спускается с крыльца и начинает нервно мерить шагами расстояние от дома до ворот. Туда-обратно, туда-обратно. Останавливается у крыльца и делает пару глотков виски из горлышка.

И вдруг рычит. Одновременно агрессивно и жалобно. Ежусь, такого я точно не ожидала. Черт, понимаю же — как же его сейчас от всего услышанного колбасит. Маска показушного спокойствия слетела…

— Да это дико, блядь, если все случайно. Это даже не ирония, это пинок судьбы! — почти кричит он. — Я был уверен — ты дрянь. Став женой отца, ты стала для меня дважды дрянью… А оно так! — он косится на меня, нервно смеётся. — Меня злило, что ты вокруг всем нравилась. Причем пиздец как злило. Отец души в тебе не чаял, даже Костя проникся! Я ж специально его к отцу приставил, попросив наблюдать за тобой. А он мне: Кристина хорошая жена. Да еще работает. Да еще детишкам помогает… И Борька… твою мать! — он вытирает лицо рукой, — Борька еще, сука! — Демьян вновь рычит, а потом громко вздыхает и говорит: — Боже, сколько всего ты вынесла.

Что ответить на это, я не знаю. А Демьян выпивает еще, подходит ко мне и, наклоняясь, тихо произносит:

— Прости меня, Кристина…

У меня просятся слезы. Черт, я не то чтобы ждала извинений, но все ж надеялась их когда-нибудь услышать. Но это, оказывается, еще больней. Потому что они настоящие. Потому что понимаю, что вина, которую я приписывала этому мужчине, меньше реальной. И ему тоже больно. Я же вижу, чувствую.

Не знаю, зачем и почему, но я тянусь к Демьяну ледяной рукой и провожу ладонью по его лицу. Короткая щетина щекочет пальцы. Но мне безумно приятно его коснуться. Демьян закрывает глаза. Нет, не шарахается, не отстраняется. Позволяет мне его трогать.