На путях к Священному союзу: идеи войны и мира в России начала XIX века

Взгляд на военные события 1812–1814 гг. сквозь призму библейских сюжетов был характерен не только для Церкви. Библейский текст породил культурный язык, на котором о войне 1812 г. заговорили поэты и публицисты. Государственный секретарь А.C. Шишков в 1813 г. составил из ветхозаветных текстов связное повествование о войне. Сам он об этом вспоминал следующим образом: «В промежутках сих коротких переездов, имея довольно свободного времени, занимался я чтением Священных книг, и находя в них разные описания и выражения, весьма сходные с нынешнею нашею войною, стал я, не переменяя и не прибавляя к ним ни слова, только выписывать и сближать их одно с другим. Из сего вышло полное, и как бы точно о наших военных действиях сделанное повествование…Бывши после с докладами у Государя, попросил я позволения прочитать Ему сии сделанные мною выписки. Он согласился, и я прочитал их с жаром и со слезами. Он также прослезился, и мы оба с Ним в умилении сердца довольно поплакали» [Шишков, 1832, с. 80–81, 90–91][111].

В центре шишковского центона находится судьба Иерусалима, с которым прочно ассоциировались либо Москва, либо вся Россия. Рассказывается о его грехах, разрушении и окончательном восстановлении. Образ врага строится из подбора цитат, относящихся к различным библейским персонажам как собирательного, так и индивидуального плана. Прообразами Наполеона выступают: Египет, с которым Наполеон имеет не только метафорическую, но и метонимическую связь: «Кто есть той, иже река восходит, и яко реки воздвижутся волны его» (Иер. 46: 7); Бегемот из Книги Иова; Навуходоносор: «Аз есмь Царь Царей» и т. д. Заканчивая свой Библейский текст пророчеством Исаии о восстановлении Израиля: «Не зайдет бо солнце в тебе, и луна не оскудеет тебе: будет бо Господь тебе свет вечный» (Ис. 60: 18–20), Шишков тем самым давал понять, что в изгнании Наполеона из России он видел не просто победу над врагом, но и завершение большого исторического цикла. По мнению государственного секретаря, именно здесь следовало поставить точку. Не случайно в его библейском рассказе отсутствуют новозаветные образы, открывавшие в 1813 г. новые идеологические перспективы, связанные с заграничными походами русской армии. Шишковское православие с его националистической подкладкой больше соответствовало ветхозаветному представлению о богоизбранном народе, чем мыслям о единой общеевропейской христианской семье, которые скоро полностью овладеют царем.

Между тем новозаветные образы отнюдь не исчезают из культурного обихода 1812 г. В качестве примера можно привести державинский «Гимн лиро-эпический на прогнание французов из отечества», написанный в конце 1812 г. и опубликованный в начале 1813 г. Правда, Державин сохраняет почти всю ветхозаветную символику, интерпретирующую военные события. В этом смысле его «Гимн» мало чем отличается от церковных проповедей того времени: Наполеон уподобляется у него Фараону и Навуходоносору, русский народ представлен как «Иаковль род». Но в то же время основное содержание «Гимна» проецируется на Апокалипсис, вследствие чего война 1812 г. получает глобальную трактовку:

Что се? Стихиев ли борьба?
Брань с светом тмы? Добра со злобой?

Как и большинство своих стихов, Державин сопроводил «Гимн» автокомментарием, который не просто пояснял читателю библейские цитаты в тексте стихотворения, но и значительно усиливал апокалиптическую трактовку событий 1812 г. Это достигалось путем двойного, перекрестного кодирования библейского текста и реальных событий. Так, например, читая следующие цитаты из Апокалипсиса:

Открылась тайн священных дверь!
Исшел из бездн огромный зверь,
Дракон иль демон змиевидный;…

читатель не только легко догадывался, что речь идет о Наполеоне, но и в силу традиционности самого отождествления Наполеона и Антихриста видел в этом месте всего лишь стершуюся метафору. Однако, когда Державин писал:

О, так! таинственных числ зверь
В плоти седмьглавый Люцифер,
О десяти рогах венчанный
Дни кончит смрадны…

читатель из комментария должен был понять, что данный отрывок отсылает не просто к соответствующему месту из Апокалипсиса (Число зверино 666, XIII, 18), но и к письму профессора Дерптского университета В.Ф. Гецеля М.Б. Барклаю де Толли от 22 июля 1812 г., содержащим в себе расчеты, доказывающие, что «в числе 666 содержится имя Наполеон» [Державин, 1870, с. 120; Гецель, 1883, с. 651–652]. Этим комментарием поэтическая метафора превращалась в «научную» гипотезу, подкрепленную авторитетом ученого-богослова.