На путях к Священному союзу: идеи войны и мира в России начала XIX века

Удачным примером истинного патриотизма для Уварова стал генерал Ж.В. Моро. В прошлом участник революционных войн, прославившийся яркими победами, Моро был обвинен в участии в антинаполеоновском заговоре генерала Ш. Пишегрю и выслан из Франции. Прожив несколько лет в США, Моро в 1813 г. был приглашен Александром I для командования союзными войсками. Он погиб от разрыва пушечного ядра во время Дрезденского сражения. «Потеря сего великого человека, – сообщал “Сын Отечества”, – весьма чувствительна, особливо в нынешних обстоятельствах. Он явился в виде гения-спасителя, который долженствовал примирить Францию со всею раздраженною Европою, и исчез с позорища славы и чести. Мы лишились в нем храброго, искусного генерала, а французы потеряли в нем надежду, в скором времени и без труда освободиться от постыдного и тягостного ига» [Смесь, 1813в, с. 206].

Шишков скептически отнесся к назначению Моро, учитывая как его французское происхождение, так и революционное прошлое. По его мнению, он вместе с Наполеоном «предводительствовал революционными войсками, и если теперь против него, то это не по намерению видеть отечество свое управляемое по-прежнему наследием законных государей (ибо и не имел сего намерения), но единственно по оскорблению от него и личной с ним вражде». К тому же сам торжественный прием, оказанный Моро (его лично встречали Александр I и Фридрих Вильгельм III), оскорбителен для памяти русских полководцев Румянцева, Суворова, Кутузова, «несравненно славнейшим его…», которым тем не менее «не было никогда оказано подобной чести. Если не своя, то народная гордость не долженствовала бы до сего допустить» [Шишков, 2010, с. 529].

Для Уварова Моро уже тем выше прочих полководцев, что во имя общеевропейских интересов поднял оружие против своей родины. Это не делает его врагом Франции, так как подлинные ее интересы, не осознаваемые ее правительством и обманутым народом, совпадают с интересами всей Европы, а Моро был «человеком Европы»: «В молчаливом уединении, долгие размышления генерала Моро о человеческой природе, внушили ему мысль, что нет отечества там, где нет добродетели и чести, что Франция может быть спасена только, если она будет побеждена, что сам он будет навсегда в ответе перед ней, если не примет активного участия в ее освобождении. Наконец, пришло время встать выше всякого личного благополучия и присоединиться к делу спасения Европы и всего человечества. Благородная мысль, заставляющая весь мир сожалеть о потери Моро, и дающая каждому народу Европы право считать его своим соотечественником!» [Уваров, 2010, с. 223].

Политические взгляды Моро, как пишет Уваров, продолжали оставаться республиканскими, но истоки этих убеждений имели отвлеченно книжный характер и питались античными примерами. В современной ему действительности, когда «он покидал эти возвышенные области и этот порядок вещей, составляющий вечную славу человечества, его спокойный и суровый рассудок снова получал все свое влияние. Глубоко осознав неизбежность монархического правления, он считал республику возможной только для небольшого количества душ, соответствующих тому, что он называл своим воображаемым государством» [Там же, с. 226].

Итак, француз, преодолевший узость национального патриотизма и возвысившийся до понимания интересов всей Европы, республиканец, осознавший невозможность в современном ему мире республиканского правления и вставший на защиту монархии, – таким предстает Моро в изображении Уварова. Подобного рода вариативность политических мнений и патриотических чувств должна была способствовать консолидации Европы в тот момент, когда смерть Моро и поражение союзников под Дрезденом поставили под вопрос само существование европейской коалиции.

До взятия Парижа Уваров, хотя и исходил в своих идеологических построениях из преобладающей роли России в освобождении Европы, тем не менее особо не акцентировал эту роль, стремясь представить борьбу с наполеоновской Францией в первую очередь как общеевропейское дело. После же свержения Наполеона появилась необходимость выделить значение России на фоне остальных стран – участниц коалиции. Проще всего это было сделать путем прямого противопоставления Александра I и Наполеона.