На путях к Священному союзу: идеи войны и мира в России начала XIX века

В то же время легко объяснимо, почему ничего не говорится о событиях 1812 г., пожаре Москвы, победе над французами и т. д. Уваров в данном случае мыслит большими историческими отрезками. Для него важно, что завершается период европейской истории, начатый Французской революцией, и на этом фоне даже такие события, как Отечественная война 1812 г., являются частным эпизодом. К тому же, что можно было написать о событиях этой войны, не сказав при этом о поругании, отмщении и т. д.? А это противоречило бы призывам к миру и декларируемому отказу от мести. По мнению Уварова, войне «можно положить конец очень простым способом. Для этого надо, чтобы о поведении одного народа сказали то, что в свое время говорили о Генрихе IV: “Он умел побеждать и прощать”. Кто не почувствует сколь возвышено это высказывание и сколь возвышено такое деяние? Цезарь и некоторые знаменитые люди древности прощали некоторых из своих врагов. Генрих IV простил целый народ. Древние считали, что доблесть требует иногда прощать обезоруженных врагов. Генрих IV, прежде чем простить, сделал добро городу, который он осаждал» [Уваров, 2010, с. 190]. Впрочем, намек на события 1812 г. в тексте все-таки обнаружить можно: «Итак, для того чтобы возродить державу из руин не следует прибегать ни к расширению ее территории, ни к ослаблению соседей, ни к чрезмерному количеству войск, ни к сокровищам, ни к заполненным до предела оружейным складам. Но следует стремиться к сочетанию процветания одного государства с процветанием всех остальных, к тому, чтобы истинный дух в социальном теле никогда бы не вырождался или по крайней мере был в состоянии энергично восстанавливаться» [Там же, с. 187]. О каких, собственно говоря, руинах идет речь, если не о разрушениях, причиненных России в 1812 г.? Также объяснимы и довольно резкие выпады в адрес англичан. В этом смысле Уваров вполне подстраховался, неоднократно заявляя, что его проект – мнение частного лица, а, следовательно, высказываемые им мысли не должны рассматриваться как официальная позиция России в отношении Англии. Но дело не только в этом. Уваров писал в то время, когда вопрос о заграничных походах окончательно, скорее всего, еще не был решен. Во всяком случае, из его текста никак не следует, что они должны были состояться. Одним из аргументов против походов, высказываемых, в частности, М.И. Кутузовым, было то, что полное уничтожение Наполеона и ослабление Франции приведет к усилению англичан на континенте, а эгоизм их внешней политики был что называется «притчей во языцех». Уваров как раз беспокоится, что такое усиление может означать новые войны и сведет на нет победу России. Но самое интересное, что его текст при необходимости можно воспринять и как оправдание заграничных походов, и как обоснование отказа от них. Как всегда, идеолог Уваров оставляет себе возможность для маневра.

Новое устройство Европы, в представлении Уварова, должно иметь характер общеевропейской республики, основанной на договоре отдельных государств между собой. Гарантией того, что договор этот будет соблюдаться, являются внутренние преобразования в каждом государстве. В этих преобразованиях заинтересованы законные правительства, которые не только ничего не выигрывают от войн, но еще должны постоянно нести расходы на усиление своего государства. Против преобразований настроены приближенные монарха, обманывающие его и использующие свое высокое положение в корыстных интересах. Поэтому предлагаемый Уваровым проект представляет собой «союз государей против частных лиц, которые слишком часто вовлекают их в войны, потому что выигрыш частных лиц слишком очевиден, в то время как выигрыш государей сомнителен» [Там же, с. 164].

Допуская возможность ограничить «независимость» государя, понимая под независимостью «возможность делать все, что хочешь», Уваров имеет в виду, что в безграничной власти заинтересован в первую очередь не столько сам монарх, сколько люди, имеющие на него влияние: «Сколько было случаев, когда государь, злоупотребляя своей независимостью, навлекал на себя самые ужасные бедствия? И нередко в несчастье такой государь думал, насколько было бы для него полезнее хотя бы незначительное ограничение собственной независимости! А сколько можно насчитать монархов самых могущественных и самых удачливых, которые порой вынуждены были действовать против собственного желания и соглашаться на самые неприятные условия?» [Там же, с. 182]. Таким образом, ограничение монархии является непременным условием общеевропейского мира.

Другим условием служит отмена крепостного права, против чего опять выступают «частные лица»: