На путях к Священному союзу: идеи войны и мира в России начала XIX века

В другой, видимо, более поздней версии, Стурдза не только гораздо подробнее излагает те же события, но и расширяет круг лиц, причастных к составлению Акта о Священном союзе. Теперь он уже не ставит под сомнение роль Крюденер, представляющую собой, по мнению мемуариста, «редкое явление в нравственном мире; ибо в сердце ее горела истинная любовь к ближнему. В беседах сей знаменитой женщины с Императором, еще на берегах Неккара и потом в Париже, разговор невольным образом склонялся к священной цели всех благочестивых желаний – к славе имени Христова и к освящению союза народов его учением и духом. Таким образом возник проект братского и Христианского союза. Император изволил собственноручно начертать его вчерне, и нечаянно, утром, призвав к себе Графа Каподистрию, жившего со мною в верхнем этаже Елизе-Бурбонского Дворца, вручил ему черновую бумагу и велел ему просмотреть оную, присовокупив: “Я не мастер ваших дипломатических форм и обрядов; прибавьте необходимое, введите лучший порядок мыслей, но сущности их отнюдь не изменяйте! Это мое дело; я начал и, с Божьею помощью, довершу”. Каподистрия, вышед из кабинета Государя, зашел ко мне; мы вместе читали с благоговейным вниманием сии строки, сей драгоценный и верный отпечаток души Александра» [Стурдза, 1864, с. 205].

Таким образом, окончательную обработку акта о Священном союзе Александр поручает людям, стоящим несколько в стороне от той среды, в которой этот документ рождался. Первая трудность, с которой столкнулись профессиональные дипломаты, – это вопрос о практическом применении этого Акта. «Трудно было, – продолжает Стурдза, – определить переход от сей священной теории к действительным применениям» [Там же].

Но прежде, чем определить этот переход, необходимо было разъяснить европейским дипломатам и политикам, что скрывается за краткими формулировками этого документа. Удивление порождало недоумение, а недоумение приводило к поиску подводных камней. Очень скоро распространилась версия, трактующая Священный союз как воинствующую организацию, ставящую целью создание коалиции европейских монархов против Турции. Как писал Ф. Генц, «первое движение почти всех, кто узнал о существовании этого договора, было стремление видеть в нем предвестника проекта против Турции. Казалось очевидным, что христианская религия, ставшая явной целью и сакраментальным словом этого документа, вовсе не исключает операцию против неверных, и что тайное желание императора Александра заключается в том, чтобы связать первостепенные державы торжественным обязательством и предложить им своего рода новый крестовый поход» [Gentz, 1876, p. 219].

Входила в планы Александра I война против Турции под знаменами Священного союза или нет, сказать трудно. Но можно проследить природу самих слухов и чем они были вызваны. Мистика, которой увлекался в тот момент Александр I, в европейском сознании очень хорошо уживалась с имперской идеологией. Как отмечал Ф. Бродель, «у империи должна быть мистическая идея, и в Западной Европе такой идеей, объединяющей небесное и земное, был крестовый поход» [Бродель, 2003, с. 446]. Поэтому неудивительно, что присутствие большого количества солдат Российской империи в Европе актуализировало эту мифологему[122]. Обновляющаяся и побеждающая империя нуждалась в новой идеологии, и идеология Священного союза, не будучи имперской по замыслу ее создателя, легко прочитывалась европейским сознанием именно как идеология новой европейской империи с традиционной для нее идеей крестовых походов. «Эта лига великих христианских держав тотчас была воспринята как попытка восстановления средневекового христианства, возбужденного энтузиазмом крестового похода» [Ley, 1975, p. 180].

Неслучайно баронесса Крюденер видела в Священном союзе и крестовых походах воплощение некой единой мистической сущности. Ни для кого не было секретом, что вокруг Акта о Священном союзе стоят люди, явно сочувствующие грекам. Более того, и брат, и сестра Стурдза, и Каподистрия стремились использовать Священный союз как средство освобождения Греции. По справедливому замечанию А.Н. Шебунина, «договор еще не создавал органа международной контрреволюции и ни от каких войн не гарантировал» [Шебунин, 1925, с. 91].