На путях к Священному союзу: идеи войны и мира в России начала XIX века

Испанская тема своим антинаполеоновским пафосом в равной степени устраивала и русских консерваторов, и русских либералов. Идеи религиозности и монархизма испанского народа, защищавшего «святую религию» от революционного безбожия Франции и отстаивающего наследственные права своего короля Фердинанда VII, «томившегося» в Байонне, легко сочетались с идеями народного сопротивления тирании [Пугачев, 1966, с. 109–114].

Свое испанофильство всячески демонстрировал Ф.В. Ростопчин. Близкий к нему А.Я. Булгаков в письме к жене от 23 октября 1812 г. писал: «Говорили о храбрых Испанцах; граф сказал: “Что касается до меня, то я кланяюсь два раза тому, кто чихает, понюхавши Испанского табаку… Я сам сжег Вороново”, прибавил он. – Что такое Вороново? – спросил Jean Bart. – “Вороново, милостивый государь, мой загородный дом, под Москвой; а теперь буду строить свои замки только в Испании[77], сколько из любви к Испанцам, столько и по необходимости”» [К истории 1812 года… 1866, стб. 719].

Испанская тема волновала и другого консерватора – А.С. Шишкова, который в 1813 г. перевел с немецкого «Краткую и справедливую повесть о пагубных Наполеона Бонапарта промыслах, о войнах его с Гишпаниею и Россиею, о истреблении войск его и о важности нынешней войны. Книжку в утешение и наставление немецкому народу сочиненную». Переложенная характерным для Шишкова славянизированным языком, эта книга прославляла мужественный испанский народ, ведущий жестокую войну против французов:

Гишпания долженствовала быть порабощена и французскими полководцами и градоначальниками обладаема, и от французских солдат расхищена и опустошена; дух гордого и величавого народа должен был привыкнуть к стыду и рабству… Но гнев гишпанского народа, который поработить мнили, наконец, воспрянул… В Арагонии явился Палафокс, сей доблий подвижник, который небо и землю призывал в свидетельство Гишпанского Срама и французской Измены, и внушил соотечественникам своим такую душу Мужества и Мести, что вокруг Сарагосы многие тысячи французов изрублены в куски. Европа возрадовалась, Бонапарт удивился и ужаснулся. Он искал угрожавшую в Гишпании бурю укротить и послал туда страшное войско… но гишпанского народа и мужественного и гордого духа его, непреклонного к рабству победить не могли.

Заканчивается повесть описанием борьбы испанских партизан – гвериласов, или как, выражается Шишков, «частных испанских ополчений», благодаря которым «Европа видела светлую неугасаемую никогда искру Свободы. Да! Здесь было кроваво-светло, а на остальной земле рабственно-темно» [Шишков, 1827, с. 171].

Нетрудно заметить, что Шишков описывает испанскую войну в гражданско-патриотическом стиле. То, что такие ключевые понятия, как «свобода» и «рабство» понимались им довольно своеобразно и отнюдь не распространялись на внутреннее положение России, особого значения не имело. Испанская тема не только подсказывала язык описания, но и служила серьезным опытом для ведения партизанской войны в России. Так, например, известен устойчивый профессиональный интерес Дениса Давыдова к деятельности испанских партизан, которым уделено немало внимания и в «Опыте теории партизанских действий», и в других военных произведениях поэта-партизана.