На путях к Священному союзу: идеи войны и мира в России начала XIX века

В отличие от персов скифы свободолюбивы, и это качество в итоге помогает им одержать победу над превосходящим их в военном отношении персидским царем: «Многочислие и опытность войск были на его стороне; но народ свободный, приверженный к Отечеству, Царю и вере праотцов своих, обратил его в постыдное бегство; он совершенно бы истребил хищника, и возвратил бы свободу вселенной, если б трусость и своекорыстие не вспомоществовали тиранству» [Там же, с. 145]. В последней фразе имеются в виду европейские народы, порабощенные Наполеоном и пришедшие вместе с ним покорять Россию. Скифская модель исключала идею заграничных походов. Скифы не только свободолюбивы, но и миролюбивы. Они живут только на своей земле, они гостеприимны и не дают повода к войне, однако в любой момент готовы защищать свою землю. А.П. Куницын перевел из «Истории Александра Македонского» Квинта Курция речь скифского посла Александру, в которой говорится: «Дабы ты имел понятие о Скифском народе, то извещаем тебя, что каждый из нас имеет пару волов, плуг, оружие и чашу. Сии вещи доставляют нам средства для угощения друзей и для отражения неприятелей: с друзьями разделяем мы плоды, приобретенные трудами наших волов, из чаши вкушаем с ними вино в честь Богов наших, неприятелей издали поражаем стрелами, а вблизи копьями».

Если в статье К.Я. Струве скифы (русские) противопоставлялись персам (французам) как свободолюбивый народ народу порабощенному, то в переводе Куницына противопоставление скифов грекам актуализирует антитезу «верность первобытного народа – вероломство народа цивилизованного»: «Скифы утверждают мир не клятвою, а сохранением договоров. Греки имеют обыкновение давать клятвенные обещания; наша религия состоит в честности. Кто не почитает людей, тот обманывает Богов» [Куницын, 1812, с. 190–191].

Но греки могли выступать и чаще всего выступали не как завоеватели, а как патриоты, защищающие свои республики от внешних врагов. В таком случае с ними ассоциировались русские, и тогда народная война облеклась в спартанские одежды: «Возник у нас Лакедемон», – писала А.А. Волкова в одном из своих патриотических стихотворений [Волкова, 1812, с. 133]. Наполеон соответственно именовался «новым Ксерксом», который «своими дерзкими кровожадными толпами рабов наводнил наши области, дабы потопить оные в собственной крови их, дабы сыскать им погибель в нашем мужестве, в нашей к нему ненависти, дабы подвергнуть их громоносным рукам Руских Леонидов, которые никогда не падут, ибо защищают дело Бога и человечества?» [Отрывок из письма… 1813, с. 270].

Не только греки, но и персы, если они подвергались внешней агрессии, могли ассоциироваться с русскими. Именно таким образом «прочитывался» поход Юлиана Отступника против персов в статье «Бонапарте и император Иулиан», помещенной в «Сыне Отечества» с очевидно фиктивной пометой «сочинение одного знаменитого Английского Литератора». Наполеон, как и Юлиан, по мысли автора, является вероотступником: «Разница между сим отступником и Бонапартом, принявшим в Египте Магометанский закон, состоит в том, что Иулианово отступничество могло быть основано на заблуждении, а перемена веры Али-Бонапарта была подлая комедия, которую он равнодушно играл, потому что он равно презирает вообще религии». При этом «нечестие того и другого происходило из одного источника. Оба тщеславились мнимым именем философов прежде нежели получили название отступников; оба притворно изъявляли желание восстановить народ Еврейский» [Бонапарте и император… 1813, с. 221–222].

Как и Наполеон, Юлиан принял титул императора, находясь в Париже (Лютеции). К этому времени он покорил галлов и германцев и повел их с собой в поход против персов. Персы, как и русские, отступая, заманивали римскую армию вглубь своей территории. «Персидские Полководцы беспрестанно разъезжали с силами своими вокруг оно, перехватывали отставших и нападали на многие отряды; но варвары[78]сии, по словам Иулиана, всегда были отражаемы» [Там же, с. 225].