На радость и горе

В поселок мы пришли поздно вечером, перекусили чем-то всухомятку и тут же завалились спать, благо все койки, кроме моей, в комнате для приезжих были свободны. И уж не знаю, кто видел нас, но рано утром — я только-только проснулся — в дверь постучали, вошел Дронов, заговорил возбужденно:

— Алексей Иваныч! Наконец-то!.. А я уже беспокоиться за вас начал.

— Да почему же?

— Ну, мало ли что! Вдруг испугался я: не вернетесь…

Он, и верно, выглядел взволнованным, искательно заглядывал мне в глаза и пошел вслед за мной к берегу речки, бежавшей тут же, в распадке, в котором стоял поселок. Я умывался, сняв рубаху, а Дронов стоял надо мной и все говорил-говорил… Оказывается, он даже распорядился выделить для Бориса отдельную комнату в общежитии. Я начал спорить: зачем? Нам и в одной хорошо.

— Ну зачем же в одной? — ответил Дронов почти смущенно, странный он был какой-то. — Когда можно врозь… Нехорошо, когда много людей вместе.

Я рассмеялся.

— Разве двое — это много?.. Да и вообще нам незачем тут сидеть: завтра же в партию улетим.

Тут он вроде бы еще больше смутился и стал говорить что-то о срочных грузах, о сломанном вертолете, о картотеке, которую я еще не досмотрел…

— А это так важно, Алексей Иваныч, чтоб вы досмотрели: может, подскажете, как лучше ее систематизировать…

Что-то он явно не договаривал, темнил. И после завтрака я пошел к главному геологу, с которым успел сдружиться.

Лямин внимательно выслушал меня и, почему-то тоже взволновавшись, взбил рукой седенький, жиденький хохолок волос, заключил:

— Не к добру!

— Да в чем же дело-то?

— Откуда же я знаю?.. Ничего тут особенного без вас не произошло. Ну, правда, приходил он ко мне пару раз расспрашивать о вашем методе, я объяснял, как мог, но и только.

— Так почему же — не к добру?.. Какие-то вы все тут… перепуганные, что ли?

Лямин — старичок сухонький, подвижный — снял пенсне и забарабанил пальцами по столу живо. Без пенсне глаза его казались почему-то высокомерными, и видней стали тоненькие красные прожилки под нижними веками.

— Наивны вы, молодой человек. Неужели не поняли до сих пор? Дронов-то из тех начальников, которые в своем кресле не просто работники, не для дела только, а для того еще, чтобы власть употреблять. А таких больше всего бойся, когда они внимательны к тебе. Уж поверьте мне, старику, — не к добру все это…

Я посмеялся и ушел работать в лабораторию. Дронов прислал туда коменданта, передать, что комната в общежитии все-таки свободна и если я захочу… Я не захотел.

По вечерам мы с Борькой, лежа на койках, играли в «морской бой», и он рассказывал мне о диспетчерской, о радисте, с которым познакомился и который обещал его научить отстукивать на ключе морзянку, о речном бочаге, в котором играли по утрам лини, о том, как завязываются на кедре орехи… А еще он читал мне стихи, которые я полюбил и все просил его повторить, — у меня памяти на стихи совершенно нет:

Не трожь человека, деревце,
костра в нем не разводи.
И так в нем такое делается —
боже, не приведи!

Не бей человека, птица.

Еще не открыт отстрел.
Круги твои —
                     ниже,
                              тише.
Неведомое — острей.

Неопытен друг двуногий.

Вы, белка и колонок,
снимите силки с дороги,
чтоб душу не наколол.

Не браконьерствуй, прошлое.

Он в этом не виноват.
Не надо, вольная рощица,
к домам его ревновать.

Такая стоишь тенистая

с начесами до бровей —
поистине
любовию не убей!

Отдай ему в воскресение

все ягоды и грибы,
пожалуй ему спасение,
спасением погуби…

Так прошла еще неделя. Больше на базе мне делать было решительно нечего, и я каждый день теперь начинал с визита к Дронову, но у него опять и опять находились причины, разные, препятствующие моему отъезду в тайгу. И вроде бы резонные среди них: в экспедиции не хватало техники, людей, чтоб свой план выполнить, а тут еще я… Дурацкое какое-то положение! И я уж взмолился было:

— Не надо мне ни буровых станков, ни проводников, ни рабочих — ничего не надо! Дайте только портативную рацию, и я свою аппаратуру вдвоем с сыном в тайгу утащу, а вы — подсылайте вертолет, когда потребуется перебираться нам с места на место. Ничего больше не надо!..

— А если случится что? — насмешливо спросил Дронов. — Вы бы взяли на себя такую ответственность?

— А что же делать? Ведь сейчас, среди лета, людей, техники у вас никак не прибавится, и план не скостят вам, — что же, так и сидеть мне, ждать, пока вы этот план выполнять не начнете?

И тут вдруг Дронов, невнятно как-то улыбаясь, проговорил:

— Между прочим, есть одно условие, при котором я и на план бы махнул рукой, если бы…

— Что «если бы»?