Читаем На расстоянии звездопада полностью

– Потом меня папа загонит домой и уже не выпустит, заставит помогать по хозяйству. – Вовка вздохнул и с притворным отчаянием закрыл глаза ладонью. – Знала бы ты, как я не люблю это «по хозяйству»… Курочки, уточки, навоз и все такое… Нам недолго осталось, всего два уровня.

Трагизм, прозвучавший в речи четырнадцатилетнего подростка, показался Ульяне смешным, но она сдержалась.

– А по времени это «недолго» сколько продлится? – недовольно поинтересовалась Ульяна. Вовка сморщил нос и неопределенно пожал плечами.

– Ну… Минут десять-пятнадцать. Или двадцать. Как попрет. Нам надо жирного замочить, а он сильный, и оружия у него до фига. Против него ни один артефакт не действует, кроме магического кристалла, у нас его нет…

– Без подробностей. Двадцать минут, – скомандовала Ульяна и вышла в кухню, где гремел посудой Алексей. Обернувшись на нее, он рассеяно улыбнулся, зажег горелку под чайником, и только потом, заглянув под крышку, долил чайник водой из пластикового кувшина.

– Уболтали тебя? – спросил он, не глядя на Ульяну. Она прошла вперед и уселась за стол, подперев голову рукой. Алексей вытащил из шкафчика початую бутылку виски, открутил пробку и зачем-то понюхал содержимое.

– А что делать? Дети… Своих нет, а на чужих я орать не приучена.

– А я вот на своего ору, ору, а толку… Неслух. Затискали бабушки и дедушки. А что им делать, если Костя один у них?

Костя, подумала она, конечно. Сына Константином зовут, как она могла забыть. Скрыв свой промах, Ульяна дипломатично сказала:

– Да… Когда один – это плохо… Странно, что они дружат.

– Почему?

– Ну, твой, все-таки, постарше…

– Ой, можно подумать… Там разница-то в полтора года. Или ты думаешь. Что когда пацану почти шестнадцать, он резко перестает думать про игрульки всякие, и начинает заглядываться на девочек? Не без этого, конечно, но сейчас такие игрушки делают, что я сам себе такие хочу. Костяну вон пару лет назад радиоуправляемый вертолет подарили, так я им сам два дня играл…

Ульяна рассмеялась, сбросила куртку, в которую куталась, и с гримасой отвращения оглядела себя. Алексей, бросив на нее взгляд, мотнул подбородком в сторону коридора.

– Можешь душ принять. Полотенце чистое на полочке. Халат дать?

– Дамский?

– Откуда у меня дамский? Мужской. Мне их на каждый день рождения дарят, а я в стопочку складываю. Так и не привык их после ванной надевать. А после баньки так и вовсе. Не наше это дело, в халатах ходить, треники привычнее как-то…

– Давай халат. Не сидеть же в рваной майке.

В ванной Ульяна торопливо разделась, забралась в душевую кабинку какой-то невиданной до сих пор космической конструкции, и смело дернула за ручку смесителя. Ее моментально окатило ледяной водой сразу со всех сторон. Вода лилась сверху, била из стенок, отчего по коже тут же пошли мурашки. Ульяна взвизгнула, торопливо перекрыла воду и, стуча зубами от холода, стала поднимать ручку смесителя осторожнее, регулируя напор и температуру. Когда вода нагрелась до нужной температуры, она с наслаждением подставила лицо бьющим сверху струям и простояла так пару минут, смывая всяческие воспоминания о Сереженьке Синичкине, жирном ублюдке, маменькином сынке и потенциальном насильнике.

Когда она вышла, Алексей сидел за столом и жевал бутерброд. При виде Ульяны он неохотно встал и, сделав широкий жест, мол, присаживайся, поставил перед ней еще одну тарелку. Ульяна уселась за стол, подцепила с тарелки кусочек сыра, положила на него колбасу и отправила в рот, оглядывая кухню, и едва не подавилась, увидев, что прямо на нее смотрят глаза Оксаны, с висящего на стене портрета, который она поначалу приняла за икону.

На портрете, простом, без всяких затей, волосы Оксаны покрывал какой-то светлый платок или шарф, отчего сходство с иконой только усиливалось. Ульяна подумала, как неуместно и мучительно держать портрет своей покойной жены над столом и каждый день, завтракая, обедая и ужиная смотреть в эти печальные глаза, которые уже никогда не постареют.

– Танька говорила: ты так и не женился, – негромко спросила она. Алексей, едва усевшись, брякнул вилкой и снова поднялся.

– Чаю хочешь? Или тебе все-таки покрепче чего?

– Хочу. Я, наверное, зря спросила.

– Спросила и спросила. Так чаю или покрепче?

Ульяна неопределенно махнула рукой. Алексей налил кипятка в чашку, бросил туда пакетик с чем, а потом, налив в два стакана виски, один подвинул ей.

– Льда нет. И лимона тоже. Я под колбасу пью, хотя может у вас, продвинутых, это некомильфо?

– Да пофиг, – отмахнулась Ульяна и, неловко покрутив стакан в руке, спросила: – За что выпьем?

– Да ни за что. Просто выпьем. Или, если тебе обязательно нужен тост – чтобы все были здоровы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Горькие истории сладкой жизни

Похожие книги

Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет – его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмель-штрассе – Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» – недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.

Маркус Зузак

Современная русская и зарубежная проза
Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези