Читаем На расстоянии звездопада полностью

Находясь в Москве, в привычной телевизионной жизни, она могла думать о спивающемся отце как о совершенно постороннем человеке, не волнуясь о том. Что происходит в его жизни. Порой она ловила себя на мысли, что если позвонят и скажут: все, отмучался, бедолага, она воспримет это без всяких эмоций. Но сейчас, когда она уже приготовилась уезжать, прощаться с отцом, и возможно навсегда, было тяжким бременем. Ульяна вспомнила, как когда-то давно отец, молодой, почти непьющий, бегал с ними в городском парке, запуская самодельного бумажного змея, склеенного из тонких реек и плотной миллиметровой бумаги, и, кажется, веселился больше своих троих детей. Вася, рассудительный и серьезный, бегал за отцом, повизгивая от радости, и все просил:

– Папа, ну дай мне веревку, дай мне поиграть!

Ульяна тоже бегала, а Танька, слишком маленькая, сидела на травке, дергая одуванчики. Болтающийся в небесах змей вилял разноцветным хвостом и рвался на свободу, и не было ничего лучше этого синего неба, солнца и запахов травы, цветов и маминых пирогов, которые она пекла каждый день.

Воспоминания о детстве были настолько сочными, что Ульяна мечтательно произнесла:

– А помнишь, как он с дедом нам свистульки делал? Ветки у кленов нарежут потолще, просверлят там чего-то, и вот тебе свистулька. Помнишь? А мы по двору бегали и гудели, как два паровоза.

– Не помню, – хмуро сказала Танька, отворачиваясь и с независимым видом почесывая искусанную комарами руку.

– Правда? А я вот чего-то вспомнила. Куда все девается, Тань? – горько спросила Ульяна. – Был человек, ходил, работал, ел, пил, а потом в одночасье превратился в какую-то… инфузорию.

Сестра хмыкнула и поджала губы.

– Ты меня об этом спрашиваешь? – грубо спросила она, а потом добавила с неожиданно плаксивой интонацией. – Если б я знала… У меня муж вон в инфузорию превратился, и куда быстрее нашего папахена. Так что, что бы ты ни говорила, а мне их не жалко, и никогда жалко не будет.

Настроение Ульяны моментально испортилось. Оставшуюся часть пути они прошагали молча, и только у подъезда, под высоченными, покрытыми пылью с проезжей части тополями, Танька снова схватила сестру за руку и настойчиво поинтересовалась:

– Погоди. У тебя, правда, на Митрофанова никаких видов нет?

– Отвяжись, – ответила Ульяна.


Вечером, когда мрачная Ульяна уселась перед телевизором, показали первую серию реалити-шоу, на которое отправился Сашка. В пику главному каналу страны, на котором в прошлом году шел подобный проект, КТВ назвал свой «Островом невезения», ужесточил правила, а в качестве ведущего взял не остроязыкого няшку Черского, а, как и следовало ожидать, Олега Пяткова, идейного вдохновителя, сопродюсера, ядовитого гаденыша.

В заставке, когда представляли героев шоу, Сашку показали с невыгодной стороны: звезда начала двухтысячных с подзабытыми хитами, неудачливый актер, спутник жизни Ульяны Некрасовой. В промо-ролике Ульяна мельком увидела себя. Забравшись на диван с ногами, она с замиранием сердца уставилась на экран.

– Ну, все, сейчас весь город трезвонить начнет, – удовлетворенно констатировала Танька и придвинула телефон ближе.

Ульяна не ответила, с тревогой глядя, как развертываются события на острове. Наученная горьким опытом, она хорошо знала приемы, при которых даже самый сильный игрок выглядел ничтожеством и размазней. Нехорошее предчувствие кольнуло сердце и, несмотря на предательство Сашки, ей было неприятно осознавать, что его, наверняка предназначили на убой. Сладким гримасам коллег Ульяна не доверяла ни на грош. Уж она-то прекрасно знала цену этой мнимой дружбе, когда все за тебя вроде бы горой и теоретически пойдут в огонь и воду, лишь бы отстоять свою дружбу. На деле же – предадут сразу, не успеешь отвернуться. К ее удивлению мать, засунувшая в духовку очередной торт «на юбилей старой подруги, ты ее не помнишь», опознав Сашку, ткнула пальцем в Пяткова, и почти дословно процитировала Людовика XIV:

– Не доверяю я их хитрым рожам, особенно вон тому, с физиономией гасконца.

Ульяна хмыкнула. Мать, периодически цитировавшая старые фильмы или книги, частенько попадала в яблочко. Правда, Пятков на д’Артаньяна не походил. Если сравнивать его с героями Дюма, то тут на ум приходил, скорее, коварный кардинал Ришелье.

Опасения Ульяны оправдались в финале передачи. Сашку, который так эффектно играл мускулами, слили на первом же голосовании. При низких рейтингах начала проекта надеяться на зрительский иммунитет ему не приходилось, были на острове звезды поярче, помасштабнее. Пятков тоже не наложил свое вето на решение трибунала. Камера выхватила расстроенное Сашкино лицо с брызнувшими слезами.

– Расхныкался, как девочка, – безжалостно сказала Танька, мельком взглянув на Ульяну: а ну как сестра бросится на защиту любимого?

Перейти на страницу:

Все книги серии Горькие истории сладкой жизни

Похожие книги

Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет – его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмель-штрассе – Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» – недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.

Маркус Зузак

Современная русская и зарубежная проза
Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези