На развалинах Мира

— Какая я дура… — она всхлипывала, и не пыталась вытереть слезы. — Какая же я дура! Ты не слушай меня, я просто с резьбы сорвалась. Не могу больше, не могу! Ты меня спас, вытащил с того света, а я, верчу тобой, как бездушная кукла. Я ведь не хотела, это само так получается — как подумаю, что ты тоже… нет, не такой, но все равно, из тех, кто может… Нет, не могу!

Она попыталась вырваться из моих рук, но я еще крепче ее обнял, не позволив ей встать. Я что-то шептал ей, не понимая, о чем она говорит, но, догадываясь, что нарыв, мучивший ее все это время, вскрылся именно сегодня.

— Отпусти меня… Я нехотя разжал руки.

— Я сейчас.

Она вытерла лицо краем рубашки и села возле Угара, продолжавшего спать и не слышавшего этой сцены.

— Я попробую. Ты мог заметить — я часто тебя провоцировала. Мне казалось — ты такой же, только притворяешься другим. Такой же, как все вы, мужчины. Я ждала, что ты возьмешь меня еще в первую ночь, когда мы вернулись сюда.

Тогда я решила, что ты не стал этого делать только потому, что испугался моей худобы и больного состояния, а когда я поправлюсь, все равно сделаешь то, что предназначено тебе природой. Но ты, почему-то, не спешил — а я все ждала тебя по ночам, и даже приготовила для тебя нож… Да, нож! Если бы ты лег — я бы тебя убила. Молчи, дай мне выговориться — ты сам этого хотел!

Она смочила губы водой, в которой я промывал порезанную руку, и, продолжая смотреть в сторону, продолжила:

— Тогда я стала тебя дразнить. Раз ты не спешишь, значит, уверен в том, что я все равно буду твоей, стоит лишь захотеть! Но ты не поддавался или, даже смущался, как мальчишка. И я растерялась… А потом поняла — ты не такой… И это мне мешало жить, находиться с тобой рядом. Потому что так не бывает! Раз ты украдкой смотришь, как я купаюсь, как изгибаюсь, нарочно, под одеялом — я специально ложилась голой! Как подставляла тебе свои волосы, чтобы ты их расчесывал — и ощущала дрожь в твоих руках — значит, ты меня хочешь! Ты не мог не хотеть! Но ты не делал попытки что-либо изменить… Нет, не говори! — она приложила палец к моим губам. — Все, что ты может сказать, я уже знаю. Ты считал меня малолеткой, к которой даже подойти нельзя, и лишь иногда не мог совладать с собой. Ты ждал, что я, когда ни будь, вырасту, да? И тогда, ты, наконец, сделаешь то, что хочешь?

— Нет… Ничего я не ждал… — я не узнавал своего голоса. — Я просто жил.

Живу — вот и все. Ты, действительно, не малолетка. То есть… конечно — малолетка. Вернее — не невинная девочка. Но я это знаю, и знал раньше. По некоторым приметам… Есть такие вещи, которые не могут быть доступны детям, девушкам твоего возраста. Ты хочешь, чтобы мы выяснили все до конца? Я хотел тебя, да. И… хочу. Но я никогда не спал с женщинами против их воли. Вот и с тобой… не получилось. Может быть, это и приятно, но я не хочу никого насиловать, чтобы узнать. Я был рад тому, что нашел тебя. Рад и сейчас, хоть ты и пытаешься меня оскорбить всеми силами… Да, я не могу смотреть спокойно, видя тебя обнаженной. Никто бы не смог. Ведь я не евнух. Разве в этом есть моя вина? Ты говоришь очень взрослые вещи, я не ожидал их от тебя услышать… но не надо думать обо мне плохо. Я не искал тебя для того, чтобы сделать своей рабыней — ты вольна жить, как хочешь.

Если нам повезет, встретить, когда ни будь людей, и тебе с ними будет лучше, или ты просто захочешь уйти — ты всегда имеешь на это право.

— Нет!

Она резко вскочила и прижалась ко мне:

— Нет! Я никуда не хочу уходить! И мне никто не нужен… кроме тебя.

Стало совсем темно — плошка с маслом выгорела полностью, напоследок ярко вспыхнув и озарив все помещение. Только мерцающие угольки в очаге освещали небольшое пространство перед собой, отбрасывая причудливые тени на пол…

— Прости меня, Ната. Я просто старый и глупый… и уже ничего не понимаю.

Но… Можешь спать спокойно — без ножа.

Ната встала с колен и решительно обхватила мою шею руками. И вновь, как в степи, я почувствовал на своей щеке ее нежные губы…

— Поцелуй меня, в губы. Сам…

Она прикрыла глаза. Я сглотнул и отвернулся в сторону.

— Ты боишься — себя. Я не хотела говорить, но раз так… Хорошо, тогда слушай, а потом решай, как быть. Мне придется рассказать тебе обо всем.

Мне кажется, ты не станешь меня из-за этого ненавидеть… или презирать — не знаю. Ты не похож на других. Иначе бы я не решилась говорить. Конечно, я могу промолчать, и ты никогда ничего не узнаешь — а те, кто знает, наверное, погибли. Надеюсь, что погибли! Но я не хочу молчать. Я устала. Я вижу, слышу, как ты не спишь ночами в своем углу… не перебивай! Я должна выговориться, или это разъест мне душу… Ты, наверное, обратил внимание — я не разговариваю с тобой, как подзаборная дешевка! Хотя, как видишь, могу и так. Я многое могу…

Она на секунду запнулась и, устремив взгляд на огонь, продолжила: