На развалинах Мира

Может, тот парень меня бы и выгнал, если б его не пристрелили. К тому же — я как раз только-только выпуталась из очередной неприятной истории… неважно. Я вернулась в его квартиру, какое-то время жила там, пока не кончились деньги. Меня нашли. Вернее, нашли квартиру — его убийство шло в общем деле, где были замешаны большие шишки. И так случилось, что вот как раз это дело, вел один из тех, кто приходил к нам и допрашивал меня. Когда он увидел меня, встретившей их на пороге, то просто потерял дар речи. Он вытащил меня из всей этой истории, не дал отправить меня в колонию и забрал к себе. Больше года я жила с его родителями, старенькими и жалеющими меня людьми. У самого следователя была семья, и он иногда приводил меня к ним. Хотел, чтобы я почувствовала себя человеком. Я была замкнутой, резкой и никого не пускала к себе в душу. Постепенно они сумели растопить камень у меня на сердце, за что я им останусь благодарна всегда, пока помню… Они устроили меня в платную, заочную школу, все стало приходить более или менее в норму, а потом случилось все это. С тех пор я не могу видеть мужчин. Однажды он попробовал меня приласкать — просто так, как дочку, совсем без злого умысла. А я разбила о его голову вазу… Это произошло чисто рефлекторно — и я стала замечать, что стоит ко мне прикоснуться любому мужчине — и меня сразу обуревает желание его убить! Он заметил это и, только для того, что бы я не хваталось сразу за что попало, стал обучать искусству борьбы. Названия у нее не было — он так и говорил, что это Система. После всего этого — любой контакт — ты понимаешь, о чем я

— это мука, для меня…

Ната умолкла, рассеянно перебирая и подбрасывая в костер несгоревшие щепки и веточки. Потрясенный, не находя в себе слов, я молча сидел рядом. Ната вздохнула и тихонько промолвила:

— Теперь ты знаешь…

Я присел к ней, потом, не в силах совладать с собой и с жалостью заполнившей меня до отказа к девушке, находившейся рядом, поднял ее на руки. Ната смолчала. Я отнес ее к постели и уложил, накрыв сверху одеялом.

Девушка мягко прикоснулась к моей руке:

— Дар… Когда ни будь, ты не сдержишься. А я не могу так. Не надо мне ничего обещать, не надо ничего говорить… просто, попробуй потерпеть, пока я сама не решу, как мне жить… А если не дождешься — то не тяни. Напои меня — так, чтобы я не могла ничего сделать — и возьми. Если ты меня изнасилуешь — это ничего не добавит к тому, что уже было. Но, сама я…

Вместо ответа я прилег на краешек настила и долго гладил Нату по волосам, пока по ее ровному дыханию не понял, что она спит.

* * *

Я просидел возле нее всю ночь. Ната плохо спала, металась во сне, и даже бредила… звала кого-то, дергалась и стонала. Иногда я брал ее за руку и успокаивающе шептал самые ласковые слова, какие только мог ей подарить…

Этот разговор изменил в наших отношениях все. Ната не могла мне лгать — я видел это по ее глазам. Все мои притязания на девушку показались мне теперь не то, что неуместными — невозможными. Все стало понятно. Боль, причиненная ей в прошлом, не могла так просто и быстро исчезнуть. Ей было меньше пятнадцати — но хлебнуть досыта человеческой жестокости пришлось столько, сколько я не встречал за все свои сорок…

Мы возобновили тренировки — Ната училась владеть луком. Сказалось ли то, что я его облегчил, убрав одну стальную полоску или появился какой-то навык — но стрелы, выпущенные ее рукой, стали лететь значительно дальше и точнее. Мы даже решили устроить соревнование — кто быстрее и метче сможет вогнать по десять стрел в мишень. Я обогнал ее на четыре — но зато, одну послал прямо в яблочко. Правда, у Наты, из всех стрел в цель попало только пять. Все остальные Угар старательно подобрал и притащил к нашим ногам.

— Ладно, — я решил быть снисходительным. — У меня тоже не получалось сразу. В конце концов это искусство и не легкое… Со временем научишься.

Я отвернулся, намереваясь уйти в подвал за ведром — Ната напомнила о том, что надо пополнить запасы в бочке. Когда я вылез наружу, она, закусив губу, недоверчиво смотрела на мишень. Я присвистнул: — Все десять стрел, одна возле другой, торчали в доске, причем одна пробила ее насквозь.

— Это как? — спросил я несколько ошалело.

— Мне стало неприятно, что я все время мажу… Я разозлилась и швырнула самую тяжелую стрелу в мишень. А она попала. Тогда я начала кидать остальные и видишь — вот так.

— Ничего себе… — я забыл, про воду. — А ну-ка, попробуй еще раз!

Ната, увидев, что я заинтересован, взяла в моем колчане стрелу, и, почти не целясь, метнула ее вперед, держа где-то в районе оперения. С резким свистом стрела унеслась прочь и влетела в землю, возле самой мишени.

— Так. Ясно. Я за водой, а ты тренируйся. Или, вот что…

Лучше всего, Нате удавался бросок с самой тяжелой стрелой. Я подумал, что если ее специально утяжелить и слегка удлинить? Какая разница, чем Ната будет попадать в зверя, стрелой или… стрелой? Дротик — вот что ей нужно!