— Придется развести костер и как следует подвялить мясо в дыму. Тогда оно станет и легче, и дольше сохранится.
Ната недоверчиво посмотрела на меня:
— Ты все знаешь… Откуда это? Разве ты раньше был охотником?
— Никогда. Даже ружья в руках не держал. Я ведь тебе уже говорил, что впервые убил свинорыла. Но его мясо мне не очень понравилось. Так ведь, ты тоже, много читала — разве тебе не попадалось описаний того, что я только что сделал?
— Не знаю. Не помню. Точнее… я мало увлекалась книгами на эту тему. Мне больше нравились исторические, всякие энциклопедии, или…
— Или?
Ната смутилась, и я, смеясь, продолжил за нее:
— Или любовные романы, не так ли?
— Ну, не совсем так…
— О, прекрасная принцесса, похищенная злобными и жестокими разбойниками!
Она была продана в страшное рабство в восточный гарем! Он посвятил свою жизнь ее поискам — но не нашел, и, лишь через многие годы, освободил случайно из плена девушку, а позже влюбился в нее — а та оказалась дочерью его возлюбленной… и, разумеется, отдала ему свое сердце. Или, нет — они были разлучены судьбой, так как он был богат и надменен, а она бедна и умна — даже слишком, для капризного сына богатых родителей…
— Перестань!
Я увернулся от горсти земли, брошенной в мою сторону, и продолжил:
— Или вот — Она его не любила, и он ее не любил! И они никого не любили, а потом умерли вместе в один день и лишь на небесах поняли, как им не хватало друг друга!
— Ну, перестань, Дар!
Ната смеялась и притворно хмурила брови:
— Что, сам не читал, да?
— Ну, может и читал, пару раз, для общего ознакомления.
— Я же девушка! Мне положено читать романы о любви, вышивать крестиком и уметь играть на фортепиано!
— Это в двенадцать-то лет? Ага, а еще сказки рассказывать… Мы что, в семнадцатом веке с тобой жили? Ладно, брось. Давай лучше мясо разделывать.
Уже без боязни и отвращения, Ната стала мне помогать, а я, продолжая подтрунивать над ней, отвлекал своими разговорами от мыслей о смерти.
Наверное, мне это удалось — Ната спокойно воспринимала вид и запах крови, густо впитавшийся в почву вокруг нас.
Мы вырезали самые аппетитные куски, разрезали их на кусочки и развесили над костром — я собрал весь ближайший хворост для этой цели. Угар получил, наконец, свою долю. Он уплетал мясо с таким урчанием и жутким хрустом переламываемых костей, что мы только переглядывались, не решаясь окликнуть пса. За один присест, он съел, наверное, не менее чем пять килограммов мяса, отчего его живот раздулся и стал похож на туго набитый барабан.
— Он лопнет…
Ната с испугом смотрела, как пес поглощает очередную порцию, но я отвел ее руку, которой она пыталась оттащить мясо прочь.
— Вряд ли. Он зверь, как бы там ни было. А они не умирают от обжорства.
Любой хищник умеет и долго голодать, и так наедаться, что съеденного мяса ему вполне хватит надолго вперед. Пусть лопает. Нам нужно набрать воду — наша, во фляжке, кончается.
— У меня еще есть немного.
— Умница. И все-таки, побереги ее, пока я не вернусь.
— Ты уходишь?
— Не бойся. Пока с тобой Угар — никто к вам не приблизится. А без воды нам всем будет несладко.
— Разве та, которую пили эти коровы, не годится для нас?
Я посмотрел на нее круглыми глазами и хлопнул себя по темени:
— Идиот.
— Бывает… — Ната точно скопировала мою интонацию… Она так насмешливо скорчила рожицу, что я не выдержал, сгреб ее в охапку и с силой прижал к себе.
— Задушишь…
Я нехотя разжал объятия, но Ната не спешила отойти. Она сама прижалась ко мне и очень серьезно посмотрела снизу вверх, глаза в глаза.
— Что ты?
— Молчи. Ничего не говори, хорошо? Она ткнулась мне в грудь лицом, помолчала некоторое время и потом сразу отошла прочь. Я стоял в растерянности, не зная, что на нее нашло. Девушка остановилась возле ручья, присела на корточки и стала умываться. Я подошел и сел рядом.
— Вода холодная какая… Но чистая — я попробовала!
Мы переночевали возле остатков туши. Всю ночь я поддерживал костер — огонь мог отпугнуть любого зверя, а они вполне могли появиться, на запах крови и мяса. Пес, самым бессовестным образом, спал на земле, раскинув лапы, и так сопел, что мы с Натой не могли заснуть. Кончилось тем, что она перебралась ко мне, под накидку, вместе со своим одеялом. Я обнял ее, укрыл и вздохнул
— она была совсем рядом… и так далеко, словно на иной планете. Я не мог теперь даже помыслить о насилии над ней. Но как же трудно было терпеть… Эта девочка — ведь по возрасту она была совсем молоденькой девушкой — годилась мне в дочери. Но менее всего, я хотел бы, что она ею была, прежде всего, видя в ней только женщину, которой я так хотел обладать… один