На развалинах Мира

Она успокоилась, лежа подле меня, и вскоре заснула. А я смотрел на красноватые угольки костра и старался не шевелиться, чтобы не потревожить ее покой. То, к чему я так стремился, чего так хотел — исполнилось. Я нашел еще одну живую душу, родственную мне, не одичавшую в этих нечеловеческих условиях. Я часто представлял себе — какой она окажется, эта встреча… А все вышло совсем не так, как я себе придумал. Не множество людей, спешащих на помощь, не подготовленный и организованный отряд спасателей — напротив. Это я стал для нее спасителем, выведя девушку их пределов нижнего, еще более сурового, чем мой, мира. И мог ли после этого обмануть, уже ее, надежды?

— Ты не спишь?

От неожиданности я вздрогнул.

— Нет…

— Почему? Тебе надо отдохнуть — нам так далеко возвращаться назад.

— Ничего. Я стал мало спать, с некоторых пор. Наверное, свежий воздух тому причиной. Раньше, до того… ну, в общем, тогда, мог проваляться в кровати долго. Я же сова.

— А я — жаворонок. Но тоже — раньше. А теперь могу спать в любое время — или не спать — если нужно.

— Это хорошо. А теперь спи, еще рано вставать.

Она закуталась поплотнее и негромко произнесла:

— Холодает… Словно зима опять возвращается.

— Не должно бы…

— Почему? Теперь все возможно, даже две зимы сразу, разве не так?

Я неопределенно пожал плечами. Возразить что-либо на ее слова я не мог, но согласиться с ними… лучше не надо. Ничего хорошего возвращение сильных холодов нам принести не могло. Скорее, даже наоборот…

— А я любила зиму… Она поджала под себя ноги, усевшись, как индийский йог и принялась расчесывать Угара, перебравшегося к нам поближе и положившего голову на лапы.

— Мы играли в снежки, катались на санках… Папа водил нас на каток, где я здорово расшибла себе в первый раз нос. Все испугались, стали искать врача, а он только смеялся и говорил, что до свадьбы заживет… Зажило.

Только свадьбы так и не было.

— Ната…

Она, глядя перед собой, как бы отмахнулась ладонью:

— Все в порядке, Дар. Все в полном порядке… Извини, что я вспомнила. Ты не переживай больше за меня, не стоит. Я сильная девушка. Просто, иногда так хочется вновь почувствовать себя маленькой. И я, на самом деле, любила зиму.

— А теперь?

— Теперь? Не знаю… нет, наверное. Теперь она для меня стала совсем не такой, как была раньше. Холодно, мрачно, тоскливо… и одиноко. А ты?

— Я всегда любил тепло.

Угар повернулся во сне на бок, вытянув свои лапы еще дальше… Он перестал храпеть, и мы облегченно вздохнули. Мех пса согревал, хотя и лез в лицо курчавыми волосками, отчего вся кожа начала сильно чесаться.

— Повернись. Я тоже от него чешусь, если долго с ним играю. Как ты думаешь, мы когда ни будь еще увидим звезды?

— Да. Непременно. Ты заметила, что с каждым днем небо, как будто становится выше? Может быть, в один прекрасный день мы проснемся, а этой бурой кучи облаков больше нет!

— Скорее бы, — Ната мечтательно потянулась, потревожив Угара. — Так хочется увидеть настоящее солнце, а не эту пародию…

— Мы и сейчас его видим. Просто сквозь облака, оно не так ярко сияет, как раньше.

— Да я понимаю… Только, кажется, что оно не наше. Чужое, совсем не такое теплое и ласковое. Будто, чей-то глаз все время смотрит и смотрит на нас с тобой, и никуда от него не спрятаться.

Я поморщился — сравнение, выбранное Натой, приходило и мне в голову, отчего я порой бросал взгляды вверх, хотя и старался не зацикливаться на этой мысли.

Стало чуть светлее. Угар потянулся, зевнул и, стряхнув меня со своего бока, сделал попытку подняться. Ната, разомлевшая от тепла, сытости и спокойствия, хотела его остановить, но я ей помешал:

— Пусть идет. Может, ему в кусты надо.

— Лишь бы не уходил далеко. С ним спокойнее. Но, если что — ты ведь тоже почувствуешь, правда?

— Правда.

Она некоторое время молчала, а потом спросила, делая паузы в словах:

— Дар… А ты, больше ничего не ощутил в себе, кроме этой способности чувствовать опасность?

— Не бойся, Ната. Нет, я ничего не ощутил. Я такой же, как был раньше.

Может, более решительный, чем прежде.

— Ты был нерешительным?

— Иногда, да. Когда не знал, прав я или нет. Если следовало совершать какие-то действия сразу и без раздумий.

Она хмыкнула:

— Так ведь это не нерешительность, а совсем иное!

— Что же это, по-твоему?

— Ну, наверное, признак повышенной ответственности за свои поступки.

Потому ты и не мог сразу, быстро, на что-либо решаться. Мне кажется, ты на себя наговариваешь, я ведь уже видела, как быстро ты принимаешь решения, если грозит опасность.

— Это от страха, наверное. — я улыбнулся.

Утром мы нагрузились так, что еле передвигали ноги от тяжести — я тащил сырую шкуру и часть провяленного на костре мяса, а Ната — еще одну часть.