Я шлепнул ее по мягкому месту.
— Подымайся. Шут с тобой — пошли вместе. Но учти — снова застынешь — не помилую. Буду тебя греть, предварительно раздев догола, так что кожа слезать начнет!
— Раздень. Может, я этого и хочу…
Я отвел глаза — смеялась ли она в этот раз? Ната ждала ответа, и я глухо произнес:
— Возьми хоть этот дрын, мало ли…
От укрытия до брошенного бревна было около пятидесяти шагов. Как только мы подошли к месту — ветер, словно по волшебству, прекратил нам досаждать и сразу все стихло… В полной тишине удары топора по мерзлой древесине звучали, как удар молота по наковальне.
— Плохо, что пилы нет. Тогда бы я тебе помогла.
— Да? А что, ты и пилить умеешь?
— Умею. Не только языком — если ты это имел в виду. Папа учил, когда мы выезжали на дачу. Он, вообще, был мастером на все руки.
— Ната… Ты так часто вспоминаешь о нем. Если бы он тебя забрал, все могло быть в твоей жизни иначе? Тебе было лучше с ним, чем с мамой?
— Нет. Я плохой ребенок — больше эгоист, чем ты думаешь. Вспоминала о нем, когда мне что ни будь было нужно, а так, вела себя, как все дети, наверное… Да у нас и не принято было виснуть на шее у родителей. Хотя, мне так иногда этого хотелось… Но мама это пресекала — телячьи нежности.
Правда, с братом она была иной…
При упоминании о брате у нее слегка скривилось лицо. Но Ната быстро справилась с собой и вновь заговорила прежним, почти равнодушным тоном…
— Я праздники очень любила — Новый год. Столько всего! Сугробы, елка, игрушки! Мороз такой — вкусный! Папа вешал подарки — это когда я совсем маленькая была. Мешочек с конфетами, или куклу.
— Ты и в куклы играла?
— Дар, ну ты сам как ребенок, право… Неужели я так взросло выгляжу? Ты словно забыл, что я тоже была девочкой… хоть немного. Нет. Я в куклы не играла. Предпочитала с мальчишками — в машинки или солдатики. А когда научилась читать — книги мне заменили все: и игрушки, и друзей… Это плохо, да?
— Когда нет друзей? Плохо… Делиться прочитанным не с кем.
— Где их возьмешь? А у тебя они были? Я глухо ответил:
— Были… Давно. А потом появилась жена. Самый мой преданный и самый верный друг. Она всегда была готова встать за меня горой — даже если я был не прав. И никогда меня не предавала.
— Да?
Тон, с которым она это произнесла, мне не понравился…
— Ты так в ней уверен… — она продолжила после некоторой паузы, заметив, что я не спешу отвечать. — Поэтому и уезжал все время подальше?
— Не намекай, Ната, на то, чего ты не можешь знать. Я не сбегал от семьи — я просто пытался ее обеспечить.
— И какая это, в таком случае, семья? Ты — тут, она с ребенком — там!
Видела я таких…
— Каких?
Ната опустила голову, стараясь не смотреть мне в глаза.
— Разных… Их жены оставались далеко. А они, зарабатывая деньги, заодно искали себе развлечений…
Я пожал плечами.
— Это меня не касается.
— Я бы не отпустила! Не понимаю я таких жен!
— Твой папа вас обеспечивал? Вроде, помниться, ты говорила, что до того, как он ушел — вы жили неплохо. А если бы нет? Двое детей, жена — и все встречают его дома с голодными глазами! Как ты думаешь — он уехал на заработки, если бы не имел денег, что бы вас прокормить?
Она замкнулась — плечи девушки предательски вздрагивали, и я, оставив топор в бревне, подошел к ней.
— Ната?
— Они умерли, Дар. Все. И папа, и мама… и он, тоже.
Я понял, что она говорила о брате, который вверг ее в пучину грязи и несчастий, оборвав ее короткое детство… Даже после этого она сохранила в себе силы не говорить о нем плохо — так, как не говорят о мертвых.
— Ты и его… Жалеешь?
— Да, — просто ответила Ната. — Я, наверное, слишком… нет, не стоит.
Конечно, ты прав. Он того не стоит. Но я не умею приговаривать людей к смерти.
— И мне не приходилось. Но его — убил бы голыми руками!
Ната грустно произнесла:
— Не надо так… Я не хочу видеть, как ты поднимаешь… как ты можешь поднять руку на человека. Что-то измениться тогда между нами.
Я обнял ее, и мы молча стояли, перестав вдруг говорить о прошлом. Стоило ли оно этого? Все ушло… сгорело в страшном вселенском огне, провалилось в бездну чудовищных пропастей, легло под тяжелые пласты исковерканной земли.
Это было совсем недавно… а, казалось, что в другой жизни.
— Пойдем.
Я вздохнул и опустил руки. Потом вернулся к стволу и стал добивать его мерными ударами, а затем, положив топор, принялся ножом настругивать мелкие щепки. Костер мог уже потухнуть, и теперь они опять могли понадобиться, чтобы его разжечь. Ната, тем временем, стала собирать валявшиеся поблизости куски древесины — землетрясение выкинуло их из земли, в который раз перевернув все вверх тормашками. Она отходила от меня все дальше и дальше, а я, поглощенный борьбой со стволом, не обращал на это внимания. Когда я обернулся, удивленный, что не слышу звука ее шагов, то увидел — Ната находится от меня, по крайней мере, метров за пятьдесят.
Мне, почему-то, это не понравилось… Хоть, после столкновения с кошкой, никаких серьезных зверей в городе мы не видели, это еще не означало, что их вообще не может быть. На такой большой территории могло водиться что угодно.
— Ната!
Я сложил ладони рупором и повторил: