— Хорошо. Я — первый. Но ты — следом. Если ты останешься — мы погибнем оба. Ты замерзнешь… а я, сам, добраться до подвала не смогу. И откопать вход — тем более. Зато, кое — кто будет сидеть вот здесь, возле этой громадной крысы, с брезгливым выражением на застывающем лице…
— Я не…
Воспользовавшись тем, что она на секунду отвлеклась, я схватил ее за руку и втащил за собой. Ногой выбил палку — теперь, чтобы вылезти, пришлось бы потрудиться. Запах внутри был омерзительным — так, наверное, пахло в гниющей куче мусора, на городских свалках.
— Меня сейчас вырвет…
— Пусть. Закрой глаза и лицо своей рубашкой. Дыши через нее — так будет легче.
— А ты?
— И я тоже…
Ната подчинилась. Я был прижат ею к ребрам монстра и не имел возможности пошевелиться. Боль в голове, утихшая на время, снова напомнила о себе…
— Исполни мою просьбу… Подсчитай, сколько времени продержится Угар на том мясе, что еще осталось в подвале.
— Думаешь, он жив?
— Надеюсь. Он лаял, когда мы покидали подвал. Если там больше ничего не упало — он мог остаться невредим.
Ната всхлипнула.
— Не могу представить… что его больше нет.
— А ты не представляй. Пока мы не увидим труп, не торопись его хоронить.
Давай, напряги память…
Ната умолкла, подсчитывая в уме несложную задачу, а я, добившись того, что отвлек ее на какое-то время от этого запаха, с облегчением прикрыл глаза.
Любое движение и умственная работа доставляли мне сильную усталость. От вони или от новых приступов боли стало мутить — я чувствовал, что скоро начнутся рвотные спазмы.
Как я и ожидал, мы очень скоро согрелись. Этот способ я вычитал в записках одного полярного путешественника, которому пришлось так коротать время, после того, как он убил белого медведя. Правда, тот вряд ли испытывал такие муки от невозможного запаха… Но и мне не могло прийти в голову, когда я читал, что жизнь заставит меня это вспомнить.
— Ты мог погибнуть!
— А? Что?
У меня все гудело, и слов Наты я не расслышал, хотя мы были плотно прижаты друг к другу.
— Ты ведь мог убежать… Пока он был занят мной.
— Аа… Да, наверное.
Меня тошнило, и я не хотел ничего говорить. Ната вдруг стала вздрагивать всем телом, как тогда, когда у нее начинался приступ.
— Ты мог меня бросить! Мог! Ведь ты был без оружия! А ты, с топором — на него! Зачем?
— Дурочка…
Я подсунул под нее руку — оставаться, в скрюченном положении, было уже невмоготу. Ната, перестав вздрагивать, крепко ухватила мою вторую руку и положила себе на бедро.
— Прижмись ко мне. Сильнее. Еще сильнее! Пусть ты будешь рядом!
Она совсем теряла голову от пережитого ужаса… Ната опустила мою руку себе между ног и зашептала:
— Я больше не боюсь, Дар. Ничего не боюсь!
Я не отвечал. Нахлынувшая внезапно темнота залила все — я ощущал ее внутри себя. И, в этой темноте, мне уже ничего не хотелось ни слышать, ни видеть, ни чувствовать…
— Дар!
… Я вновь и вновь пытался ударить его топором. Зверь уворачивался и скалил желтые резцы — Не достанешь, не достанешь! Потом голова его раздвоилась, и из нее стали сыпаться мерзкие черви, скользкие и длинные, расползаясь в разные стороны…
— Ох…
— Проснулся? Наконец-то! Я боялась тебя сама будить!
Ната сидела передо мной. В брюхе Бурокрыса оставался я один, да и то, лишь наполовину. Моя голова покоилась на коленях девушки, под нее она подложила свою единственную защиту — полностью окровавленную рубашку. Больше на ней ничего не оставалось, если не принимать во внимание узкой полоски плавочек, едва скрывающих интимные места. Похоже, я выглядел не лучше — она с жалостью смотрела на меня, явно не зная, что дальше делать.
— Ты давно проснулась?
— Не очень… Я от вони совсем голову потеряла. Но ты правильно сделал, что втащил меня вовнутрь. Только, в следующий раз, я лучше замерзну!
— Так правильно или нет?
Она с брезгливостью повела плечами:
— Не напоминай мне об этом… А то меня наизнанку вывернет!
— Это меня сейчас вывернет…
Я уронил голову прямо на край жесткой шкуры. Ната, всплеснув руками, принялась вытаскивать меня наружу.
— Ты зачем? — я уже слабо понимал, что она собирается сделать.
— А ты решил остаться в ней навсегда? Нам нужно возвращаться в подвал… к подвалу и попробовать попасть туда, к Угару! Там есть лекарства и бинты, спирт, мази… Я там смогу тебя вылечить!
— Спирта, по-моему, больше нет. Проверял как-то. Коньяк — да. И все такое…
— Ты еще шутишь? Значит, будешь жить!
— Да я пока умирать и не собираюсь…
Я, сквозь боль, усмехнулся — Ната полностью справилась с собой, и теперь можно было не опасаться, что она начнет паниковать.
— Сил хватит?
— Сил?
— Да. Я ведь, нетранспортабельный. Сам не передвигаюсь.
— Ты уверен?
— Да уж, точнее некуда… Я попробовал пошевелить ногами — резкая боль отозвалась во всем теле.
— Не приведи небо, если он мне кости сломал…
Ната, услышав мои слова, принялась меня ощупывать.
— Ох!
— Потерпи, родной мой…
Я на некоторое время потерял способность сопротивляться — не ослышался ли я?
— Ты… Что-то сказала? Она, смахнув вдруг выступившие на глазах слезинки, счастливо улыбнулась и, наклонившись к моему уху, четко повторила:
— Ты — мой. Родной. Самый родной, на свете. Дар… судьба моя.