На развалинах Мира

Отсюда, с безопасного расстояния, я наконец-то смог разглядеть обладателя этой глотки и еще более жутких клыков… Почти полностью черного цвета — из-за налипшей грязи увидеть окрас шерсти было трудно — ростом с хорошего теленка, если не крупнее, вся взъерошенная и нервно бившая хвостом по земле. Страх преувеличил ее размеры — на меня скалила зубы хоть и очень крупная, но вполне обычная собака. Она еще раз глухо зарычала, не сводя с меня своих потемневших глаз. По ее морде скатывалась пена — слишком много для здоровой собаки… и тут я понял — она безумна! Эта пена — признак бешенства! Прикосновение этих клыков означало заражение и гибель! А то, что она не оставила надежды со мной разделаться, я ясно различал в ее, хоть и замутненных, но яростных зрачках! Погоня, прекратившаяся на какое-то время, еще вовсе не окончилась…

Псина вновь подхватила свою ношу — я успел увидеть, что нога, вроде бы, не сгнила полностью. Но это могло означать только то, что обладатель ее был убит этим зверем совсем недавно! И тут у меня тоже что-то взорвалось в голове — я подумал о том, что зверь, сошедший с ума, растерзал, кого ни будь из тех, кого я так тщетно пытался отыскать. Страх разом уступил, оставив место ненависти. Теперь уже я жаждал боя с этим чудовищем — не меньше, чем оно — со мной. А зверь, вроде как, потеряв ко мне интерес, скрылся в развалинах дома, где-то подо мною. Видимо, там у него было логово, и я, совершенно случайно попал именно в него во время бегства.

Выждав, пока собака скроется, я перевалился через перила, и, как мне казалось, бесшумно спрыгнул — и сразу рванулся к топору, готовясь встретить зверюгу с оружием в руках. В доме было тихо…

Я отбежал от него, и, увидев возвышение, а на нем криво стоящее дерево, прислонился к нему спиной. Так я мог не опасаться, что собака сможет напасть на меня сзади. А лицом к лицу я мог встретить ее ударом топора — и я не сомневался, что смогу разрубить череп чудовища также просто, как до того рубил в щепки самые крепкие деревья. Раздалось громкое рычание, а затем леденящее душу чавканье — точь-в-точь, как если бы это, пожирала что-то, свинья… Она поедала останки человека! Я не выдержал и издал такой громкий крик гнева, не менее похожий на звериный, что он уже не отличался от рыка собаки. На мгновение в доме все стихло — а потом оттуда раздался ответный рев, в несколько раз превосходивший мой по злобе и ярости. Еще одно рычание — видимо, зверь решил, что сможет прогнать непрошеного гостя одной только силой своей луженой глотки! Но то, что вселяло в меня почти животный ужас пару минут назад, больше не могло подействовать на человека, самого охваченного неистребимой жаждой расправиться с людоедом! Я жаждал убийства — и наши желания совпадали!

Раздался скрип половиц, скрежет когтей о бетонный порог входа — мне навстречу, с хрипом и рычанием, вынеслось здоровенное существо, все покрытое свалявшейся шерстью. В доли секунды я изготовился, и, когда оно совершало последний, разделявший нас прыжок, я изо всех сил рубанул перед собой топором. Зверь взвыл, но по инерции врезался в меня, и я слетел с ног. Я сразу вскочил и опять подвергся атаке — косматое страшилище развернулось и снова прыгнуло в мою сторону. Топор остался торчать в его морде, заливая глаза собаки кровью и мешая ей видеть. Едва увернувшись от громадных, кривых клыков, я ухватил его за шкуру и всадил в бок нож.

Чудовище опять взвыло, на этот раз более жалобно и сделало попытку удрать.

Я опять успел ухватить его за шерсть, а потом еще раз ударил ножом…

Собака задрожала, лапы ее подкосились, и она завалилась на бок. Из-под массивной туши стало расползаться багровое пятно. Я отшатнулся в сторону, еще не веря в то, что мне удалось ее победить. Оскалившись в последней попытке, дотянутся до меня клыками, она глухо рявкнула — и глаза ее покрылись предсмертной пеленой. Дрожа и пошатываясь, я приблизился к туше

— и застыл, поняв, какую сморозил глупость. Глаза псины открылись — она могла запросто дотянуться и успеть цапнуть меня напоследок зубами!