Послышался шорох. Я оторвал взгляд от костра и повернул голову в сторону, откуда исходил шум. Из темнеющего под кирпичной глыбой отверстия, чем-то сильно напоминающего мой лаз в подвал, выползало нечто бесформенное, тяжело дышащее, с сильным запахом давно не мытого тела. Оно выбралось наружу и встало в полный рост. Я замер…
Это был человек. Но в каком виде! С головы до пят в ободранном рубище. На непокрытой голове колтуном висели грязные космы волос. Одна нога была обута в рваный кроссовок без шнурка, другая — в армейский ботинок. Руки грязные до черноты, и такое же лицо, скрытое толстым слоем прилипшего жира и золы…
Он двинулся по направлению к костру. По трудно улавливаемой плавности движений, которых все же не смог скрыть этот безобразный наряд, я догадался, что это — женщина. Она нагнулась над висящей кастрюлей, помешала свое варево какой-то щепкой и присела рядом, отрешенно уставившись на угли…
Сбросив оцепенение, я сделал два шага к ней. На третьем она подняла голову и, увидев меня, вскочила на ноги. Казалось, у нее отсутствовали зрачки — настолько глаза женщины сливались с покрывшими лицо разводами грязи. Но, даже сквозь эту маску, я увидел в них вначале крайнее изумление, потом испуг, и, затем, ничем не прикрытый ужас. Она дико вскрикнула, сбила, ошпарившись при этом содержимым, кастрюлю, и бросилась бежать.
Я ошалело посмотрел ей вслед и, лишь когда она, неожиданно скрылась в развалинах, вышел из ступора и побежал следом. Но найти ее оказалось не так-то просто. Она затерялась среди этих разрушенных домов и гор перевернутой земли. Я долго и безуспешно кричал, искал, поднимался на вершины — женщина пропала, как мираж. Раздосадованный, более того — опечаленный такой встречей, понурив голову, я вернулся к потухшему костру.
Кастрюля валялась на боку, и ее, не очень приятно пахнувшая еда, смешалась с золой и землей. Похоже, что та, которая собиралась есть это дурно пахнувшее варево, скрылась надолго… У меня мелькнула слегка кощунственная, но здравая мысль — и, помнится, один раз подобная затея уже принесла свою пользу. Как ни жестоко это могло показаться со стороны — но ничего более подходящего в такой ситуации просто не находилось. Приманка!
Я достал топорик, нарубил из приготовленных дров несколько щепок, и развел новый костер. Потом мне пришла в голову идея — проверить, что находится в той норе, откуда выползла эта беглянка. Я присел возле отверстия. Мне в нос ударил такой невыносимый смрад, что я сразу отказался от проведения, какой бы то ни было, разведки. Не было понятно, откуда она брала воду — вокруг не встречалось ни единого ручейка. Возможно, она запасалась ею прямо из озера. Я присел на камень, вскрыл банку с тушенкой и придвинул ее к углям, дожидаясь, пока она нагреется.
Мне все стало ясно. На ее месте, я бы тоже бросился прочь. Невесть откуда взявшийся, на отрезанном от твердой поверхности, клочке земли, я был больше похож на дикаря, чем на цивилизованного человека, вооруженный, с большим и широким ножом, болтающимся на поясе — за кого могла она меня принять? Поневоле закричишь, даже, если очень ждешь и ищешь этой встречи…
От банки стал исходить дразнящий запах. Есть мне не хотелось — да и не для себя я это делал… Теперь оставалось только ждать. Так прошло несколько томительных минут — я уже подумал что все бесполезно… Послышался шорох.
Я замер… Она появилась как привидение, возникнув без единого звука, буквально из-под земли.
— Дай…
Это был скорее шепот, чем голос. Только по протянутой руке, да неотрывно глядящим на банку глазам, я понял, что она произнесла. Молча, стараясь не делать резких движений, я протянул ей банку. Она приняла ее обеими руками.
Пальцы дрожали, и банка тряслась в ладонях. С громадным напряжением — я видел, каких усилий ей стоило сдерживаться, чтобы не влезть в банку грязными пальцами — она подняла с земли первую попавшуюся щепку, и, невзирая на прилипшую к той сажу, зачерпнула содержимое жестянки. Мы оба молчали. Тишину нарушало лишь потрескивание вновь разгоревшегося костра, да судорожные, глотательные движения ее горла. Она выскоблила щепкой все, засунула туда палец и вытерла банку насухо. При этом она порезалась и отдернула руку обратно. И лишь тогда женщина опомнилась… Опустив банку на землю, она устремила на меня свой взгляд. Я вздрогнул — с такой болью и мукой они смотрели на меня! По впалым, землистым щекам побежали слезы. Все так же молча, она придвинулась ко мне. Я встал. Заскорузлыми, с обломанными ногтями, пальцами, она прикоснулась к моему лицу. Я еле сдержался, чтобы не отшатнутся. Она еще раз подняла руку и, внезапно обессилев, теряя сознание, стала опускаться к моим ногам.
Часть вторая
НАТА