На развалинах Мира

Ната сидела на коленях и изучала мое лицо. В ее глазах появилась непонятная жесткость, уголки губ скривились. Казалось, что она хочет или расплакаться, или, наоборот — ударить. Я потянулся.

— Ты проснулся?

— Вроде того… А ты давно, сама?

— Нет. Не давно.

Она отвела взгляд в сторону — я увидел, что она с вожделением смотрит на мешок.

— Ната, потерпи немного. Мне не жалко… но тебе сейчас вредно. Нельзя после голода есть сразу много. Особенно — мясное.

— Я понимаю.

Она отвела глаза. Скрепя сердце, я поднялся. Следовало что-то решать. Мне казалось, что спуск должен был быть где-то к северу — я не мог так далеко уйти от обрыва, где оставил веревку. Кроме того, здесь нужно было быть осторожным — в отличие от моего плато, в этом городе водились хищники.

Стая серых монстров могла нас настичь в любом месте. Было даже странно, что нам удалось так далеко отойти от озера и, ни разу, не подвергнуться нападению этих уродов.

— Мы пойдем вдоль подножия. Я, кажется, забыл где оставил веревку… Там отдохнем — немного. А потом станем подниматься наверх. Не спрашивай, пока, как… я и сам не знаю. Ты согласна?

— Дар, — она спокойно посмотрела на меня своими лучистыми, теплыми глазами. — Как ты скажешь, так и будет. Я же не маленькая девочка, меня не нужно уговаривать. Если так лучше — значит, так и буду делать. Ты — мужчина. А решения и должен принимать мужчина.

Я сглотнул, покачав головой — никогда раньше я не слышал подобных слов ни от одной из женщин, с кем меня, когда-либо, связывала судьба. И было очень непривычно услышать такое от подростка…

Она следовала за мной, почти след в след — я даже заинтересовался такому умению копировать практически все мои движения. Увидев вопрос в моих глазах, она коротко пояснила:

— Скаутский лагерь. Тропа разведчика. Там так учили — повторять все за тем, кто идет первым.

— А еще чему учили?

— Разжигать костер. Очищать воду. Находить свое месторасположение на местности. Готовить еду из того, что можно найти в лесу. И кофе варить…

Я фыркнул:

— Кофе… Это что, такая проблема?

— Нет. Когда оно есть. А когда — нет?

— Как это?

Она повела рукой вокруг, но сразу ее отпустила.

— Нет, сейчас не видно… А в лесу их хватало. Одуванчики. Если их выкопать

— то, под каждым цветком, есть небольшой корешок, как луковичка. Ее надо прожарить и размолоть. Потом просто заварить кипятком — все.

— И будет кофе?

— По вкусу — почти одно и то же.

Я улыбнулся:

— Неплохо… А еще что ты умеешь? Нет, я не смеюсь — напротив. Вдруг, ты знаешь, что-то такое, что нам обоим может пригодиться? Мне в лесу жить не приходилось… Ходил, правда, как вольный турист — по горам. Но, давным-давно.

Она серьезно кивнула:

— В горах я всерьез не бывала. Наш инструктор только обещал нас повести… но я не успела.

По лицу девушки пронеслась легкая тень…

— Я в лесу была два раза. Мне понравилось — было так интересно!

— И сколько вас там было?

— Двенадцать. Наш класс был не очень большой. Это потом, когда мне пришлось перейти в другую школу…

Она опять как-то скривилась, и я не стал расспрашивать больше, видя что воспоминания не доставляют ей удовольствия. Она только что потеряла все — родителей, друзей, близких. Пережила столько, что любому хватило бы на всю жизнь. Конечно, то же самое пришлось вынести и мне — но ведь она была совсем еще ребенок…

Ната снова споткнулась — и на это раз серьезно. Она со стоном схватилась за свою лодыжку, а я ощутил холодный испуг — если это перелом, то наше положение станет совсем плохим.

— Ната!

Девушка держалась за ногу, кривясь от боли. Я встал на колени и взял ее стопу. Она, закусив губы, ждала, что я стану делать. Я расшнуровал ботинок и отбросил его назад — идти в них было уже просто нельзя. Не удивительно, что она все время отставала и соскальзывала с камней. Ната испуганно спросила:

— Ты станешь дергать, да?

— Я не сумасшедший… Ты сама не дергайся — я хочу посмотреть.

— Я умею терпеть боль… Если надо — дергай.

У меня вертелся в голове вопрос — когда ты этому могла научиться? Но я промолчал, занявшись тем, что стал стягивать с ее ноги носок. Кожа в месте сгиба несколько посинела, а сам лодыжка опухла. При прощупывании она морщилась, но не стонала — она действительно умела терпеть! Это не был перелом, но и растяжение, тоже, не могло стать подарком — идти самостоятельно, какое-то время, она уже не могла. Ната все поняла по выражению на моем лице и сразу сказала:

— Я смогу идти!

— Да?

Она смутилась. Положение становилось серьезным, а мы ведь еще даже не нашли места подъема. Я поискал глазами, собираясь выбрать для нее палку, чтобы она могла опираться при ходьбе. Попытка провалилась, едва она сделала один шаг. Она стала терять равновесие, и я поймал девушку, прежде чем она упала на землю. Поймал… и не стал отпускать. Вместо этого я отбросил шест и поднял ее на руки. Ната широко раскрыла глаза, но промолчала — она по-прежнему предоставляла мне право все решать самому.

Ощущая ее малый вес, я слышал и биение ее сердца — удивительно ровное и спокойное. Ната не выдержала первой:

— Тебе тяжело, наверное…

— Пока — нет. Ты легкая… мне даже приятно тебя нести.