На развалинах Мира

Ната опустила голову.

— Видела. Но я — не могла. И… не могу.

— Тогда зачем ты решилась — сегодня?

— Ты сам сказал — я видела. Что мне еще оставалось? Ждать, пока ты начнешь меня просвещать? Но ведь ты так не хотел признаваться себе в том, что уже давно все понял. Да, Дар. Я не наивная девочка… Может, даже слишком. Но это не моя заслуга — и не моя вина.

Мы вернулись в подвал подавленные и сразу разошлись по своим углам. Угар, не понимающий, но тонко чувствующий все наши размолвки, только метался от

Наты ко мне, и обратно. Пес так не любил, когда мы ссорились…

Утром Ната покормила пса, выпустила его наверх и подошла ко мне. Я лежал на постели. Вставать не хотелось. Никаких дел не намечалось, а идти куда либо, после вчерашнего — тем более. И я не знал, как отныне себя вести с ней…

— Я к тебе…

Ната присела на край настила, почему-то, слегка пошатнувшись.

— Ты помнишь, как я просила… как звала тебя, а ты ушел? Ты мог тогда все сделать, как хотел. Ты хочешь, чтобы я тебя позвала снова?

Я отвернулся.

— Ты хочешь… Почему ты не можешь сказать мне прямо?

— Потому что ты права.

Она как-то неприятно прищурилась и, закусывая губы, чтобы не рассмеяться мне в лицо, спросила:

— У тебя было много женщин?

— Не знаю.

— Как не знаю?

— Я их не считал…

Она недоверчиво бросила на меня взгляд своих, поблестевших вдруг, глаз. Я отвел лицо в сторону. Что-то в словах девушки было не то…

— Ну, ты мне не говоришь правды…

— Я не помню — устраивает? Может, больше двадцати.

— И все?

— И все. А что, это мало?

— Конечно. Я знала ребят у которых было больше тысячи.

— Круто… — я усмехнулся. — Только я, как-то, не гнался за количеством.

— Да нет, тысяча — это действительно много… А ты бы хотел?

Ната заинтересованно ждала ответа. Я вспылил:

— Если очень честно?

— Да!

— Вряд ли. Слишком много — не запомнить лица…

— А зачем тебе их запоминать? Сегодня одна, завтра — другая. Какая разница

— какое лицо? — девушка тряхнула волосами и, заметив, как я проследил за открывшимся воротом, словно специально стала стягивать с себя рубашку…

— Жарко…

— Ната?

Она пошатнулась — я подхватил ее под руки. Девушка наклонилась ко мне — и я сразу уловил сильный запах спирта.

— Ты… так ты пьяна?

Она через силу попыталась улыбнуться — это походило на жалкую гримасу.

— А ты мне кто? Отец? Или брат? Нет… только не брат. — Она нервно хохотнула и опять стала заваливаться на постель — Не… не держи меня. Я не падаю. Я — ложусь. Мне сейчас все равно… пользуйся. Ты спал с пьяной женщиной? Все говорили, что это здорово — для мужика. Можешь делать все, что хочешь! А я — как колода! И не больно…

Она рванула ворот. Ткань затрещала, оголив налитую, не по-детски развитую, грудь.

— Что же ты? — Ната уже совсем пьяно улыбнулась. — Вот я… вся здесь.

Трахай, сколько душе угодно!

Звук пощечины эхом прошелся под сводами подвала. Девушка ошеломленно и, даже слегка протрезвев, схватилась за щеку.

— А говорил — не бьешь…

Я вскочил с постели и, ухватив ее под мышку, потащил к бочке с водой.

— Напрасно, — Ната, заплетаясь языком, сама нагнулась к воде. — Трезвой я с тобой не лягу. И пьяной, теперь — тоже. Сам виноват — мог взять меня тогда — и сейчас. А больше — ни-ни! Ненавижу мужиков…

Я уложил ее на ее кровать и сел рядом. Ната прикрыла глаза.

— Зря ты…

Она уронила голову на подушку и мгновенно уснула. Я посмотрел на стол — там стояла опустошенная бутылка кубинского рома. Ната тяжело дышала — я проверил ей пульс. Сердце ее билось, как мотор, угрожая выскочить из груди.

— Зачем ты так?

Я прошептал, складывая ее разметавшиеся руки вдоль тела. Нужно было убрать со стола. Дожидаясь, пока скребущийся в двери Угар не подаст о себе знак, я принялся наводить порядок.

Раздался грохот. Ната, перевалившись на край постели, упала на пол, потянув за собой и всю громоздкую конструкцию. Я зло выругался — давно следовало все переделать и сбить гвоздями!

Ее рвало. Девушка держалась за живот руками и выпускала из себя всю эту отраву. Ее тело сотрясали приступы и спазмы — я подскочил к ней и подставил ведро. Ната дергалась, словно по ней пропускали электрический ток.

— Сейчас… Потерпи немного.

Я набрал в кружку холодной воды и развел в ней щепотку марганцовки — следовало немедленно промыть ей желудок. Но, как заставить практически невменяемую девушку это проглотить? На глаза попался чайник. Я вставил его в рот Наты, предварительно обмотав тряпкой — чтобы не повредить зубы, и принялся наливать в него воду. Она закашлялась — спазмы повторились.

Только, когда я проделал эту процедуру, раз пять, и убедился, что в желудке девушки больше нет ничего, кроме воды, я решил, что пора остановиться. Тело ее словно стало невесомым — я легко поднял ее и вышел на поверхность.

Дул свежий ветерок. Угар, резвящийся на холме, заметил меня с Натой на руках и сбежал вниз. Он ткнулся мне в ноги, но я отогнал его, ища глазами на что бы присесть.

— Охраняй!

Пес сразу стал серьезным и в несколько прыжков взобрался обратно на вершину — ожидать появление возможных врагов. Свежий ли воздух, промывание