На развалинах Мира

— у Наты выровнялось дыхание и она уснула, так и не раскрыв глаз. Такая доза могла свалить с ног и взрослого мужика, а слабую девочку… Я вздохнул — какую девочку? Дурак ты, Дар…

Она спала почти весь день и пришла в себя только к вечеру.

— Где… Что это? Почему мы на улице?

— Тебе стало плохо, мне пришлось тебя вынести на свежий воздух.

Она сжалась — как от удара.

— Ты меня… попользовался, да?

— Нет. Я не люблю пьяных женщин. И перестань все мерить с этой стороны… Мы остались с тобой вдвоем, Ната. Только вдвоем. Если ты станешь утраивать такие сцены постоянно — это превратит нашу жизнь в кошмар. Такой же, как все это…

— Я не буду больше пить… И тебя… провоцировать.

Я поднял ее на руки. Ната обвила мою шею и положила голову на плечо.

— Если бы так можно было всегда… Ты не очень рассердился?

— За что? Ты хотела как лучше, я понимаю. Но, если я так тебе… неприятен, то не стоит больше.

— Не ты. Я не могу. Не могу тебе все объяснить…

Она горько скривилась и спрятала свое лицо от моего вопрошающего взора.

Доза алкоголя, выпитого Натой, не прошла бесследно. Весь последующий день ее мучили сильные головные боли, она ходила пошатываясь, и я силой уложил ее в постель — отлеживаться. Ей еще повезло, что она вообще осталась в живых — я, внимательно посмотрев на бутылку, похолодел — она выпила особо крепкий сорт — около шестидесяти градусов. Если бы не промывание — мне пришлось бы копать могилу…

Я присел на край ее кровати — Ната молча протянула ко мне тоненькую, ослабевшую руку.

— Спасибо тебе.

— Ты хотела умереть? Ты так меня боишься?

Ната чуть сжала мне пальцы в своей ладошке.

— Не хотела. Так получилось. Я… ты мучаешься. А я не могу — сама.

Добровольно. Вот и…

— Тебя так пугает постель со мной, что ты решила пересилить этот страх ромом?

Ната отвернулась. Рука ее ослабла полностью.

— Ты ничего не понимаешь… Не могу я. Не могу.

Я повел плечами.

— Не можешь — не надо. Никто тебя не принуждает. И забудь об этом.

Я встал, но Ната неожиданно поймала меня за руку.

— Посиди со мной…

— А ты хочешь?

— Почему ты это не сделал?

Я на секунду растерялся. Но прямой вопрос требовал честного ответа…

— Ну, знаешь… Все-таки, это не как яблоко — надкусил и выбросил. Хотя, бывало всякое. Я не могу так — в ускоренном темпе.

— Ты романтик… Обязательно ужин при свечах, музыка для души и чистая постель с лепестками роз. Так ведь только в романах бывает, а наяву — чаще грязные простыни, заплеванный пол и небритые рожи с перегаром и запахом табака изо рта.

— Вообще-то, меня подобное не прельщает. И, если, как ты говоришь — на немытых полах — то это случай не про меня. Да и противно, наверное, на грязной простыне.

— Эстет! — она слабо рассмеялась.

— В этом, тоже есть своя красота. Какой может быть — если откровенно — секс, в мусорной куче? Пусть, все мрачно и сурово. Но зачем воспринимать жизнь только в мрачных тонах? И что плохого в интиме, на чистой потели?

— Ты любил свою жену?

Я глухо выдохнул.

— Да.

— Вот видишь… Как я тебя поймала. Любил. А мог бы сказать — люблю! А какая она была?

Я пожал плечами — как это объяснить?

— Моложе меня… Добрая, умная. А любил я сказал потому, что… это почти реальность. Я вынужден признавать то, что она могла погибнуть — как миллионы прочих людей во всем мире.

— Красивая?

— Да. По крайней мере — была в молодости. Конечно, с возрастом изменилась

— но так со всеми происходит. Так ведь красота женщины — это хоть и многое, но не главное.

— А ты бы хотел, чтобы она всегда оставалось молодой и красивой?

— А кто бы из мужей не хотел такого для своей жены? Разумеется… Когда ты идешь к своим друзьям, или, просто по улице — то хочется, чтобы с тобой рядом шла привлекательная женщина, обращающая на себя внимание других мужчин. Это эгоизм собственника, но что в этом плохого? И — совсем иное — когда люди видят, что она, как говорят — обабилась. Стала толстой, с узлами на ногах, с шаркающей походкой, без интереса и жизни в глазах.

Тогда мужчина предпочитает ходить один…

— Я поняла. Ты все таки ее любил… любишь, извини. Но она перестала тебе нравиться — как женщина.

— Я вот этого я не говорил.

Ната кивнула.

— Говорил. Только что. И не надо меня уверять, будто ты имел в виду всех, в общем смысле. Я прекрасно разбираюсь в твоей интонации — ты сказал именно то, что хотел сказать.

— Нет, Ната. Не ищи в моих словах, какого то скрытого смысла. Моя жена не дошла до такого состояния — по крайней мере, внимание на нее еще обращают.

Обращали… Может, мне что-то не нравилось — но не настолько.

Девушка попыталась приподняться. Я поддержал ее за плечи, положив подушку повыше.

— Тебе нравились тоненькие и стройные, так?

— Почему — нравились? И сейчас нравятся. Времена Рубенса прошли — этот эталон уже давно не в моде. Да и как можно было восторгаться массивными телесами и необъятным задом — извини за прямоту — я не представляю? Хотя, может кому и нравилось…

— А тебе приходилось иметь дело с такими?

— Тебе это интересно? Ну, бывало… Но я остался не в восторге. Почти так же муторно, как с проституткой.

При этих словах Ната слегка вздернулась, и я умолк, выжидая, что она мне ответит.