На развалинах Мира

В угольной шахте нашими спутниками частенько бывали крысы. Вот и сейчас, едва я направил фонарик, как его свет отразился во многих, словно рассыпанных вокруг, бусинках. Этот луч отражался в глазах серых тварей, усеявших практически весь край платформы. Их становилось все больше и больше. И тогда я вспомнил еще одну, третью заповедь горняка — что крысы, или мыши, которые в изобилии живут в рудниках, всегда стремятся к поверхности, если чувствуют опасность для своей жизни. Это могло быть что угодно — бушующий где-то пожар, газ, но, чаще всего — я сразу похолодел — вода… Я вскочил и зажег подготовленный заранее костер, который соорудил из обрывков ткани и, неведомо как попавших сюда, деревянных обломков.

Неровное, пляшущее пламя, отбрасывало тени, и при его свете я увидел, что полчища крыс скоро заполнят все без остатка. Они мелькали у меня под ногами и некоторые даже стали цепляться за штаны, вставать на задние лапки и пытаться подняться по мне повыше. Но, главное — я увидел торчащий обрывок кабеля на той стороне. Если бы мне, удалось за него ухватиться — я бы мог попытаться совершить невозможное! Я тщательно натер руки пылью, засунул фонарик в карман, чтобы он не мешал и отошел от края настолько, насколько это вообще было осуществимо. Несколько раз я собирался… и не решался, страшась упасть вниз. И все-таки, преодолевая свой страх, я прыгнул. Руки ухватились за кабель чуть ли не на самом его кончике, а я сам больно ударился о породу. Кабель выдержал. Подтягиваясь на руках, упираясь носками ботинок в уступы, я выбрался на тот край провала.

Почти сразу, после того, как я подтянулся наверх и отполз от края подальше, послышался далекий, смутный гул. Крысы, которые бегали на той стороне, как по команде остановились, а потом раздался такой отчаянный писк, что я невольно сделал несколько шагов от края, догадываясь, что визг этих созданий не спроста… Самые смелые из них попытались перебраться ко мне вдоль стены. Почти все они сорвались вниз, не удержавшись на отвесной поверхности. Гул нарастал с каждой секундой. Одной из крыс удалось по еле заметным выступам перескочить ко мне, и она, большими скачками понеслась по лестнице вверх. Я бросился следом, уже понимая, что этот надвигающийся шум ничего хорошего мне не сулит… Возможно, это была одна из самых глубоких станций — таким долгим мне показался этот подъем наверх. А еще, приходилось держать фонарик, а свободной рукой хвататься за все, что могло мне облегчить мое стремление поскорее убраться отсюда. На эскалаторе все тоже было изломано и искорежено, а во многих местах ступеней не было вовсе

— они упали вниз и на их месте зияли темные отверстия. Я полз, прыгал, подтягивался — а снизу меня подстегивал тот жуткий гул, о причине которого уже не было сомнений. Писк, доносившийся снизу, стал совсем уж пронзительным. Лишь на мгновенье я остановился, чтобы посмотреть назад.

Что-то темное, бесформенное, стало наполнять собой впадину, через которую мне удалось перескочить. И сразу, сотни маленьких теней стали прыгать в нее, словно обезумевшие… Некоторым удалось преодолеть препятствие, и они стали рваться наверх, очень быстро догнав меня и продираясь там, где я, со своими размерами, пройти уже не мог. Приходилось перебираться с одного эскалатора на другой, наступать на что-то, очень похожее на человеческие тела. Один раз рядом раздался стон и я, не подумав о том, что делаю, протянул руку. В нее, как клешнями, вцепился кто-то, и я сразу рванул руку обратно. Человек сорвался, и я увидел, как он, кувыркаясь, летит вниз, прямо к стремительно приближающейся массе… Заорав от испуга, я дернулся прочь. Фонарик, ударившись обо что-то, разбился, оставив меня в полной темноте. Но почти сразу глаза различили узкую полоску света впереди — до выхода оставалось совсем немного! Еще несколько безумных прыжков по ступеням — и я с размаху врезался головой во что-то, оказавшееся плоской плитой. Она полностью перегораживала выход, и только в одном месте, извернувшись, можно было проскользнуть наружу. Как в исступлении, расшвыривая все, что попадалось мне под руки, я разобрал лаз, и, окончательно разодрав себе кожу в лохмотья, выполз наружу…

Здесь все было завалено. Ни одна стена в том доме, где находился выход из подземелья, не уцелела. Только в одном месте, именно там, где я выбрался наверх, упавшие перекрытия и плиты сложились так, что между ними, хоть и с трудом, но можно было протиснуться… На какое-то время я ослеп. Глаза, привыкшие к темноте, воспринимали все как сквозь призму, придавая всему расплывчатые очертания. Снизу послышался шум. Я заглянул обратно и увидел мутную, несущую всякий мусор, воду. Значит, река прорвалась в метро… И только тогда, когда я отпрянул от отверстия, я осознал, что спасся. Это было невозможно, это было вопреки всему — но это было именно так! Я остался жив среди всего того ужаса, который неистовствовал, как на поверхности земли, так и в ее недрах.