На развалинах Мира

Мое зрение опять стало играть со мной странные вещи — я видел все словно сквозь призму, будто на зрачки попала и не хочет отклеиваться мельчайшая сетка, превращающая все увиденное в жуткую мозаику… Еще не привыкнув к свету, я поднялся на ближайшее возвышение, образовавшееся от падения нескольких домов, и упал на колени, на самой вершине, еле сдерживаясь, чтобы не закричать…

Повсюду, до самого горизонта, виднелись разрушенные остовы и руины зданий, горы перемешанного и битого кирпича, куски бетона, асфальта, обгоревшие остатки машин, столбы, провода, стекла, домашние вещи… Это была словно одна, бесконечная свалка, на которой в тысячи бесформенных куч было сброшено все. А изувеченные, и непонятно от чего оставшиеся конструкции, напоминали переломанные кости. Но были и кости… То тут, то там взгляд натыкался на останки и фрагменты, тех, кто еще вчера жил в этих домах и ходил по этим улицам. Небо, казалось, нависло над самой поверхностью земли, и стало неотличимо от нее. Столь же темное, мрачное и светившееся сполохами и отблесками близких и далеких огней. В воздухе носились, оседая, пыль и пепел, покрывая собой бурые пятна крови. Эта картина была повсюду, начинаясь от моих ног и продолжаясь настолько далеко, насколько вообще хватало пределов видимости для глаз. Повсюду — пожары, клубы дыма и огня, кое-где — отвесно стоявшие стены, которые вообще непонятно как смогли удержаться, когда все здание сложилось рядом, образовав собой громадный, могильный холм. Повсюду одни только руины. Автомашины, горевшие совсем или частично, рухнувшие пролеты моста, по которому шли поезда.

Поезд, над которым все еще стоял густой столб дыма — горело топливо в цистернах, и по всей вероятности должен был раздаться взрыв. Пара катеров

— как их могло забросить сюда? Вероятно, страшная волна подхватила их и швырнула на центр города, разломав при этом надвое и завалив обломками зданий. Повсюду — трупы: обгоревшие, раздавленные, изуродованные.

Оторванные руки и ноги, разбитые головы… Все перемешано с грязью, пеплом, землей.

Мне вдруг стало плохо. Я опустился на плиту, возле которой стоял и схватился за грудь. Сердце стало давать сбои, видя всю эту картину страшного разрушения и гибели. Над руинами кружил ветер, не столь сильный, как тот, который возник во время катастрофы, но достаточный, чтобы гонять пепел и пыль над остатками города во всех направлениях. Он принес с собой первые капли, холодные и вязкие, которые привели меня в чувство. Дождь не был обычным — в нем присутствовало что-то такое, что заставило меня, собрав последние силы, искать укрытие. По голому торсу стекали грязные капли — я видел, что весь покрыт чем-то вязким и скользким. И теперь вода смывала это с меня. Но и сами капли не были чистыми — я набрал их и не смог рассмотреть кожу на ладонях. Сверху падало что-то очень похожее на разведенную в воде сажу и песок, одновременно… От сгрудившихся цистерн ухнул взрыв — в небо взметнулся большой столб огня. Черная туча смешалась с множеством ей подобных, висевших над всем городом. Я протиснулся обратно, под плиты, из-под которых выбрался — дождь становился все сильнее, и мне вовсе не хотелось оставаться под ним надолго. Стало сразу очень холодно — я подумал о том, что остался раздет, не в самый подходящий для этого сезон, и поискал глазами, что ни будь, что можно было бы на себя накинуть.

Я вдруг понял — Да, я спасся. Я остался жив, вынеся при этом нечеловеческие испытания, уцелел почти без потерь — те раны, которые я получил, были несерьезны по сравнению с тем, что я видел на других. И я так же понял другое — таких, как я, осталось мало. Очень мало. Так мало, что, возможно, их нет совсем. Ни одного живого человека, за то короткое время, какое я потратил, осматривая город, я до сих пор пока еще не увидел…

* * *