На развалинах Мира

Пить ее было можно. Она имела слегка солоноватый вкус — лишнее подтверждение того, что вода поднимается с больших глубин и при прохождении различных пластов обогащается минералами. Во всем этом было только одно, что несколько приводило меня в трепет — само его существование. Оно лишний раз подтверждало, что где-то там, на недоступных глубинах, куется новое, еще более страшное бедствие. Хотя, пример той же

Исландии, где гейзеры работали уже сотни лет, показывал, что это вовсе не обязательное явление. После купания все тело стадо как бы невесомым — я смыл усталость вместе с грязью и теперь чувствовал себя значительно лучше.

Все мои ссадины и раны полностью зажили и от соприкосновения с горячей водой лишь слегка чесались. Возможно, это было воздействие тех самых солей.

Мне стало многое понятно. В городе, обойди его хоть вдоль и поперек, людей нет. И все же, я не хотел успокаиваться. Признать себя последним — из живых — на это нужно гораздо больше смелости, чем все время встречать мертвых. Трупов уже почти не было видно — их занесло пеплом, заилило грязью и перемешало с обломками зданий.

Тропа все дальше уводила меня на север. Прошло еще два дня, после того, как я наткнулся на озеро Гейзера, как глаз уловил знакомый пейзаж. Я уже был здесь когда-то — память сразу подсказала невероятную картину чудовищного обрыва. Я захотел еще раз увидеть его, и стал протискиваться сквозь каменные глыбы, оставшиеся от какого-то многоэтажного здания. Хоть и сложенное из кирпича, он не устояло, как и все подобные, а рассыпалось вдребезги, и теперь его останки возвышались над округой метров на восемь в высоту и не менее пятидесяти в окружности. Все это довольно условно называлось холмами. Они могли иметь сквозные проходы, и, наоборот — быть наглухо забиты землей. Но и те дыры, и отверстия, которые еще оставались, становились в скором времени недоступны. Их заносило пеплом и песком.

Город постепенно, медленно и верно, становился похож на бесконечную цепь больших и малых бархан. От настоящей пустыни его отличало лишь то, что песок, устилая его ковром, быстро твердел и схватывался коркой. Его не сносило ветром и не сдувало с вершин.

Я стоял у самого края. Как и раньше, я сильно боялся высоты — и хватался за выступающую над провалом плиту. Она могла упасть, как и многое, что уже отправилось в бездну. Но пока, ее зарытый в землю конец, надежно держался.

Здесь многое изменилось. Почти все, что находилось поблизости от кромки обрыва, уже рухнуло. Край стал более наклонным и изъеденным широкими рваными язвами от уже упавших в пропасть пластов. Не хватало лишь хорошего ливня, чтобы почти все, что еще держалось, последовало вслед за всей кромкой. Мягкие породы — глина и песок, вымытые водой и не выдерживающие тяжести руин, сползали в пропасть. И внизу теперь возвышались такие же холмы, какими они были здесь. Дно провала заметно приблизилось, а кромка отвесной стены, наоборот, опустилась вниз. Но и сейчас, расстояние, отделявшее меня от нижнего мира, составляло не менее шестидесяти-пятидесяти метров. И вряд ли оно могло уменьшиться еще на много, скорее всего — метров на десять, по максимуму. Подо мной уже находились твердые породы — я не мог определить, какие, потому что не был силен в геологии. Но то, что это камень, а не глина, уже различал.

Мне повезло. Погода улучшилась настолько, что даже серые тучи, висящие над головой, словно чуть приподнялись. Я мог рассмотреть остатки города, находящегося вдали, более отчетливо, чем в тот раз, когда попал сюда впервые. Были заметны большие озера — по размерам очень походившие на настоящие, а не получившиеся в результате землетрясения. Но, может быть, эта была просто вода, которая попала туда из подземных пустот, и, провалившейся в никуда, реки. Возвышались остовы зданий — все напоминало такую же картину, какая была и здесь. Отсюда было видно, что город, как бы продолжающийся в провале, одним краем упирался в темную полосу, сильно похожую на лес. Скорее всего, это и был лес — только расстояние не давало возможности различить отдельных деревьев. И, наверняка, ураганный ветер, пронесшийся везде, повалил множество из них, что образовало сплошные буреломы. Внизу тоже не было видно снега. Скорее, наоборот — если у меня, на том плато, на котором я находился, встречались замерзшие лужи, а порой и небольшие водоемы, то там я не увидел ни одного такого. Хотя, утверждать с полной уверенностью, было нельзя.

Я увидел хвост самолета, рухнувшего с поднебесья на землю. Он почти полностью ушел в нее — скорее всего, попал, как раз в момент, когда она разверзлась. Я вспомнил, как мелькали крохотные фигурки — точки в огненном небе… Я осматривал провал очень внимательно — искал место, где его высота была бы более полога и ближе к поверхности города, лежащего внизу. Я еще не знал, нужно ли мне это, но думал о том, что рано или поздно, я рискну спуститься туда и продолжить свои поиски на дне этой, невозможно глубокой ямы. Хотя, вряд ли это можно было назвать ямой…