На развалинах Мира

Что-то четко отпечаталось в мозгу — ну и что? Успокойся… это только лики смерти. И я вернулся, и уже действительно спокойно обошел это озеро, удивляясь лишь тому, как могло получиться, что они все нашли здесь свой конец? Может быть, они пытались найти здесь укрытие от летящих отовсюду обломков, может, спасались от языков пламени или удушающего газа — а он нашел их здесь?.. А потом вода, скопившаяся в результате дождей, затопила эту яму, превратив ее в общую и холодную могилу? В отличие от тех мест, где я обитал, здесь земля прогревалась гораздо слабее. Середина озера была застывшей, и во льду ясно угадывались очертания немыслимым образом перекрученных рук и ног. Виднелись оскалы оголенных зубов, тоска и боль в застывших зрачках… От озера исходило мрачное притяжение, словно оно не хотело меня отпускать, заманивало в себя, обещая вечный покой взамен моим скитаниям и нарастающему отчаянию…

Я поднялся на один, особо высокий холм, и осмотрелся. Безрадостная картина простиралась вокруг. Холмы, холмы и снова холмы. Дома, снесенные и рассыпавшиеся в прах. Улицы, ставшие ущельями, а весь город — хаосом. Стоя на вершине, я охватывал взором большую площадь, намечая для себя новый маршрут. Я запоминал те приметы, которые могли помочь мне запомнить нужное направление и не затеряться среди общего однообразия. И нигде: ни вблизи, ни в самой дальней дали — ни единого движения…

Эта жутковатая находка, на какое-то время отбила у меня желание бродить по руинам. Зрелище, увиденное в застывшем озере, не предназначалось для слабонервных. Вмороженные тела вставали у меня перед глазами, и я долго не мог успокоиться, меряя шагами, размеры склада, в который вернулся после путешествия. Лекарства против этого не было. Я мог бы начать заглушать все алкоголем — но, полнейшее отсутствие тяги к спиртному, не давало мне такой возможности.

Созерцая блики огня, исходившие от очага, я напряженно пытался представить себе очертания города — с тем, чтобы моя следующая разведка не оказалась бесцельным блужданием по развалинам. Если и искать кого-то — то хоть знать, где? Идея, посетившая меня, могла прийти в голову еще многим — и подобный подвал должен был стать убежищем для других. Но в том-то и дело, что такая удача, как видимо, оказалась далеко не рядовым явлением.

Сметенные дома образовывали непреодолимые завалы, сквозь толщу которых невозможно было проникнуть ни в какой подвал. И, не всякий подвал мог уцелеть при таком чудовищном сотрясении почвы, какой происходил в день катастрофы.

Ответа на этот вопрос не было. А метания по подвалу, больше напоминающие раздраженного тигра в клетке, приводили меня к тому, что я вновь собирался и покидал убежище, стремясь исследовать город во всех направлениях.

Недалеко от холма я нашел ручей — его не было, когда я уходил в первый раз. Вода, вытекающая откуда-то из-под земли, оказалась пригодной для питья. Я оградил ручей камнями и сделал над ним навес — от продолжавшего падать пепла и песка. Для этого подошла брезентовая накидка от автомобиля.

Она сохранилась потому, что сразу попала в воду. Я бы не смог ее обнаружить специально, но один из толчков выбил землю у меня из под ног, и я, падая и стараясь за что ни будь зацепиться, ухватился руками именно за край этой ткани. Поняв, что это такое, я потратил немало времени, чтобы вытащить брезент из лужи, так как его порядком завалило грязью. Было ясно, что если падающий пепел и песок будут опускаться на землю такими же темпами, то через примерно полгода от города не останется даже следов. Но, если мне не казалось, подобные высыпания становились несколько реже.

Чтобы упорядочить свои поиски, был необходим чертеж. Хоть я и запоминал все, где проходил, со временем, какие ни будь, мелочи, могли пропасть из внимания. У меня не было бумаги и карандашей — но зато были ровные, побеленные стены подвала. Уголек из очага оставлял на них прекрасно различимые следы, и я принялся наносить на стену тоненькие штрихи.

Разумеется, центром рисунка стал мой холм и все, что находилось поблизости. Восточная сторона, куда я отправился в первый раз, стала приобретать какие-то формы — хотя и там оставалось много белых — на самом деле, белых — пятен. Я нарисовал озеро, каменную пустыню, по которой не рискнул идти, пометил несколько, особенно запомнившихся, холмов. Теперь я мог через большой промежуток времени опять пойти туда — и уже знать, где буду проходить, чтобы не заплутать среди подъемов и спусков каменных россыпей.

Пока я отдыхал от похода, привел в порядок освещение. Так, как свечей было немного, я предпочитал пользоваться плошками, в которых горело масло.

Масла мне должно было хватить надолго, а ткани, из которой я нарезал лоскуты и укладывал в плошки взамен фитиля — на еще большее время.