На развалинах Мира

Мои маршруты пролегали в основном на север и восток. Запад и юг оставались неисследованными. Восстанавливая по памяти географию области, я вспомнил, что на юге — но не так уж и близко — должна находится горная цепь, всегда покрытая снегом. До нее было не меньше ста километров, пролегавших по широкой долине. В ней была пара небольших речушек и редкие участки, поросшие зарослями кустарника или деревьев. Ближе к подножию хребта, местность менялась — там начинались леса. Я один только раз был там — когда строил загородный дом для одного из нуворишей. Бригада провела в той местности около месяца, прежде чем мы свернули все работы и не вернулись на постоянную базу возле города. Там было очень красиво… Где-то в горах протекало несколько рек, подпитывающих потом, на равнине, основную, широкую и полноводную, которая недавно пересекала весь город. Видимо, в горах тоже было немало разрушений — раз вода, питавшая реку, пропала совсем.

Вряд ли все могло остаться в том же состоянии, в каком находилось до Того дня… Я хотел посмотреть, что творится там, где ложе реки встречается с областью города. Так же ли, дно остается безводным, или вода вновь стала поступать в него с равнин?

Конечно, идти по битым камням, скрученному железу, тротуарной плитке и прочей мешанине из всего, в придачу со стеклом, обрушенными деревьями и еще много чем — не самая приятная дорога. Но другой у меня, все равно, не имелось. Да и я сам, как-то уже наловчился находить самый оптимальный вариант, и теперь искусно лавировал меж холмов, экономя силы и энергию для дальнего перехода. По моим предположениям, эта разведка могла продлиться не меньше недели.

Я остро жалел что так и не нашел настоящей обуви. Мои самодельные сапоги быстро разлезлись, и мне пришлось шить новые. На этот раз я постарался сделать к ним хоть какую-то подошву — из автомобильной покрышки. Это оказалось чрезвычайно трудно, но результат себя оправдал — я перестал беспокоиться за то, что они постоянно промокают. Но одно приобретение сразу компенсировалось другим — в них ноги стали скользить. И, пока я не догадался обжечь низ ступней, постоянно падал на землю. Лишь после того, как я сделал насечки и слегка оплавил подошвы, ходить стало намного легче.

Мое оружие постоянно было со мной. Топор висел на перевязи, за спиной, вместе с мешком. Копье в руках — я им пользовался как шестом, чтобы перепрыгивать через большие рытвины и ямы. Лезвие, отточенное до острия бритвы, было зачехлено — я не хотел, чтобы оно подвергалось воздействию постоянной сырости. На привалах я доставал точильный камень и наводил на нем острие копья не жалея сил. Той же процедуре подвергались ножи и топор.

В конце концов, я так приловчился их точить, что мог теперь составить конкуренцию любому специалисту. Я не разводил больших костров — редко встречающиеся деревья — слишком явный знак того, что топливо следует поберечь. Кто знает, насколько мне его может хватить? Правда, всяческой древесины было в изобилии — я извлекал ее из чего угодно. Но я все же думал и о будущем…

Хорошо было и то, что эти сумерки не превращались в настоящую ночь — тогда бы я вряд ли смог далеко уйти. А так — практически одно и то же состояние, в любое время суток, что утро, что вечер. Я узнавал об их наступлении больше по наручным часам, а зачастую — по внутренним, биологическим. Они развились во мне очень остро, и я почти не ошибался, когда начинал сверять время, угаданное мною, с механизмом. Благо, они работали, не останавливаясь — в отличие от часов, у которых мог закончиться срок использования батареек.

В этот раз я взял и импровизированную палатку — самую плотную ткань, что смог найти среди рулонов на стеллажах. Я пропитал ее клеевым раствором, и теперь надеялся, что это поможет мне не промокать во время ливней, если придется попасть под него там, где негде будет укрыться.