На развалинах Мира

Я вспомнил о том, что нахожусь на востоке, и совсем неподалеку отсюда должны были быть те сопки, где находился ядерный центр. И взрыв, увиденный мною из центра города, произошел именно здесь… Гриб, затмивший собой все, был виден так отчетливо, что забыть такое было просто нельзя…

Я прикинул. Вся сила взрыва оказалась направлена, почему-то, именно не столько на город, сколько в сторону от него. Это было видно даже в те минуты, когда замечать что-либо, было вообще невозможно. Но я заметил — а сейчас вспомнил. Шапка, сорвавшаяся с верхушки атомной ножки, медленно и неудержимо валилась куда-то сюда — в те места, где я сейчас находился.

Нет, конечно, она затронула и весь город… особенно воздушной волной. Но, самая смертоносная, лучевая — что, если она сильнее всего проявилась именно здесь? От испуга я еще раз выронил землю… а потом горько усмехнулся. Смерть… Она столько раз была со мной, что я успел к ней привыкнуть. Возможность погибнуть мне предоставлялась неоднократно. Мне пришло в голову и другое — а что, если это излучение и погубило все живое, пока я был в подземелье метро? Все это было непонятно и сложно.

Разобраться, не имея никаких специальных знаний, рассуждая с дилетантских точек зрения… Я решил, что если и умру, то не от радиации. В противном случае, это могло случиться со мной уже сотни раз.

А земля, раскинувшаяся на километры, неровными грядами жутко вспаханного поля, хранила молчание… Не летали птицы, не бегали звери. Может быть зима

— не самое подходящее для живности время? Но, хоть самые выносливые, могли остаться? Вороны, например…

Мне здесь больше нечего было делать. Я увидел все, что хотел увидеть и добавил к своим открытиям еще одну страницу. Пытаться пройти через эти земли — безрассудство полнейшее. В них можно было заблудиться и бродить до тех пор, пока не откажут ноги.

Я возвращался через границу города, поднимаясь к северу. Болота еще не было видно, и я хотел точно определить его края. Оно пугало меня куда больше, чем привычные развалины домов — вдруг оно станет расползаться и поглощать под собой и все эти холмы из зданий? Через три дня, после того, как я отправился на север, оно дало о себе знать — своими испарениями и чавкающими звуками, слышными издалека. Оно выступило темной массой сразу перед глазами. Мои опасения не подтвердились. Болото не проникало в город, а уходило от него — еще дальше, на восток. Я не мог знать, насколько далеко оно тянется, но полагал, что территория, охваченная затоплением, может простираться очень и очень далеко. Конечно, это было не совсем настоящее болото — но оно обещало стать таковым в будущем. Вода еще слишком свободно перекатывалась по нему, гонимая ветром и ее не сковывали заросли и осока. Все это еще должно было появиться…

С походами на восток, я изучил эту часть города более или менее подробно.

Естественно, что знать все закоулки среди развалин было невозможно. Я имел только некоторое представление о том, как сейчас все выглядит. На карту в подвале добавилось еще несколько набросков. С каждым разом я уходил на еще более дальние расстояния, и приходил в подвал все позже и позже назначенного собой срока.

Совершив несколько вылазок, я запомнил много примет, в основном, сопок и расщелин в земле. Если первые виднелись далеко от своего местонахождения, то вторые были специально помечены на стене — чтобы, планируя свои маршруты, не наткнуться на них во время похода. Мой холм и подвал под ним были действительно почти посередине, если не города, то той его части, в которой я оказался. Но к югу он был существенно ближе — на сутки, а то и более. Смотря, как идти… Я придерживался не очень быстрого шага — ускорять движение, означало сильно рисковать. Теперь я знал — с запада, от берегов бывшей реки, и на восток, до желтых пограничных песков, по прямой — было примерно восемь-десять дней. Но, по прямой — это не совсем точно.

По прямой, можно было провести линию на карте, а в действительности — дорога, вернее, ее полнейшее отсутствие, никогда не позволяла идти ровно.

Ямы, трещины, завалы, холмы — хватало и препятствий, и ловушек. Их, хоть и становилось все меньше, но ослаблять бдительность не следовало ни в коем случае.

На запад от реки город продолжался. Я видел здания и бугры развалин, видел оплывшие берега… Мне приходило в голову предпринять вылазку на ту сторону — но останавливало нежелание спускаться вниз, в ил и тину, оставшиеся после ухода воды. Оттуда несло тухлятиной и запахом гниения. Я подозревал, что там могут оказаться трясины и в них можно увязнуть. Морозы все еще не сумели справиться с ними, и я ждал, что это сделает ветер.

Высушит их или хотя бы засыплет пеплом.