Но сколько бы ни было вокруг цветочной желтизны, нельзя не заметить на лугу или дорожной обочине желтогрудую изящную птицу, которая то раскачивается, балансируя длинным хвостиком, на кончике прутика или сухой травинки, то семенит по просыхающей тропке, то с писком преследует пролетающего мимо луня. По полету, манере бегать и качать хвостом в ней угадывается родственница белой трясогузки. Но у той черно-бело-серой птички-ледоломки известность не меньше, чем у скворца. Даже кто не видел ее ни разу, знает, что она — вестник ледохода: когда зазмеятся, обозначая речное русло, закраины, появляется на берегах белая трясогузка.
Наверное, могла бы день в день с ней прилетать и ее желтая сестра, плиска, или желтая трясогузка. Но рано прилететь — значит и гнездиться раньше надо, а места нет. Белая совьет гнездо и под крышей сарая, и в поленнице, и под береговой дерниной, желтая устраивает его только на земле, в траве. Поэтому она и появляется на донских, воронежских и усманских лугах к тому времени, когда уходит с них полая вода.
Первыми возвращаются самцы. Они занимают участки и ждут прилета самок, которые прибывают не раньше, чем через две недели. Ни один не покидает даже на несколько минут место, которое выбрал и, может быть, отстоял от притязаний других самцов. У каждого две-три кочки и два-три кустика, с которых он день-деньской выкрикивает односложный и однообразный призыв: только бы не пролетела мимо. И кажется, что от этого беспрестанного повторения чуть осип птичий голосок. Самец то и дело запрокидывает голову в голубоватой шапочке, и из приоткрытого клюва раздается какой-то простуженный писк.
Время от времени он невысоко взлетает, часто трепеща крыльями, опускается на другой кустик, и снова звучит призыв. Он хозяин своего участка и старается быть на нем заметнее. Но, владея территорией, он уже лишен возможности выбора: какая прилетит, с той и будет выводить птенцов.
И вот в одно утро, солнечное или пасмурное, словно исчезает с луга беспокойная птица-цветок. Став семьянином, самец ведет себя совсем иначе: ходит в траве чуть поодаль самки, пушится, веером разворачивает черный с белой каймой хвост, что-то щебечет неразборчивое, журчит по-жавороночьи. Своим поведением он выказывает вовсе не восторг, а скорее робость и смущение. Теперь он смело бросается на ворону, гоня ее прочь, хотя еще за день до прилета самки не обращал на черносерую разбойницу никакого внимания.
Самку заметить труднее. Рисунок наряда у нее такой же, как у самца, но краски тусклее. Зато нет на речных берегах, озерах и болотах птицы стройнее и изящнее. Став хозяйкой участка, запомнив его границы, она, не мешкая, берется за строительство гнезда, будто и не было дороги в шесть или восемь тысяч километров, не было на ней ветров, дождей, туманов и других испытаний. Ловкая, энергичная, свежая, ладная, перышко к перышку, деловито ходит она, собирая сухие травинки. Ноша не тяжела. Наверное, вся постройка весит меньше птицы, но сколько раз приходится прошагать с этой ношей, обходя то кустик одуванчика, то осоковую кочку, сколько раз перепорхнуть с места на место, чтобы выбрать что-то пригодное для гнезда. Особых требований к материалу нет, но собирать его рядом с гнездом рискованно. Может заметить чужой глаз: сорока, кукушка, ворона и даже жулан. Таким никак нельзя показывать, где будут лежать яйца и птенцы. Когда кто-то из возможных врагов появляется поблизости, самка бросает все, что собрала, и, не проявляя видимого беспокойства, ведет себя, как птица, у которой нет никаких забот. Ворону обмануть удается, кукушку — нет.
Даже после начала строительства гнезда самец не может быть уверен, что с семьей у него все устроилось. По какой-то причине надолго задержались, а может быть, стороной пролетели другие самки. Тогда остальные самцы, оставив безнадежное ожидание, кто пешком, кто лётом подбираются к участку счастливца, и хотя драк и серьезных стычек не бывает, ему приходится туговато, чтобы удержать границы. Самцы-неудачники, помыкавшись у реки, объединяются в холостяцкие компании и кочуют, где придется. В конце весны их можно встретить даже в сухой, начинающей выгорать безводной степи. В такие кочевые группы нередко собираются самцы двух-трех подвидов и даже видов. В них можно обнаружить птиц из Заволжья, Причерноморья, с Русской равнины. Вместе с желтыми трясогузками иногда бродяжничают и белые.
У самца-хозяина спустя несколько дней после начала насиживания самкой яиц гаснет агрессивность к тем сородичам, которые случайно или намеренно вторгаются на его семейный участок. Правда, и характер намеренного вторжения становится иным.
Чтобы такая ситуация стала понятнее, стоит упомянуть о том, что желтые трясогузки очень привязаны к местам гнездовий и, видимо, не способны изменять этой привязанности. Когда долины рек становятся водохранилищами, трясогузки впадают в такое отчаяние, что безуспешно пытаются обосноваться на лесных полянах и даже на городских газонах.