На речных берегах

Чомги — перелетные птицы с непостоянными сроками прилета и отлета. Ранняя весна — рано прилетают и они. В затяжное, теплое предзимье стайка чомг на уловистом ершином местечке держится до морозов, до ледостава. Чтобы остаться зимовать, птицам нужны открытая вода и живая рыбешка. У плотинных водосливов, около электростанций и в самые жестокие морозы столько открытой воды, что на нее никаких уток не хватит. В таких местах среди грузных утиных силуэтов нет-нет да и появятся стройные фигурки парочки чомг в скромных зимних нарядах без рожек и воротничков. Только зимой маловато им дневного времени на кормежку: ведь чомги берут лишь живую добычу, ловя ее на глаз. И птицы начинают охоту рано, когда еще не каждый рыболов может уверенно разглядеть, шевелится или нет в темной лунке маленький поплавок. С берега кажется, что у кромки льда течение сильнее, чем в середине промоины, что стремнина непременно утянет под лед каждого, кто окажется близко от него, что если нырнет там чомга, то никогда больше не вынырнет. А их так и манит к опасному месту, и ныряют они чаще всего у самой-самой закраины, выныривают же метров на двадцать выше, проплывая их у дна против течения.

После нескольких неудачных нырков одна из птиц выныривает, держа в клюве изогнувшегося и растопырившего все свои колючки ерша. От морозного воздуха у рыбешки мгновенно захватывает дух, но чомга, боясь упустить добычу, прижимает ее к груди, чтобы удобнее было, перехватывает и, немного помяв клювом, чтобы не трепыхалась, проглатывает. Тут же ныряет снова и ловит еще одного, видимо, напав на стайку. Другая тоже вылавливает двоих, и на этом утренняя охота заканчивается.

Позавтракав, обе чомги принимаются за туалет. Когда же над стылой долиной поднимается тускловатое солнце, птицы начинают купаться. От косых лучей не становится теплее, но их сияние приводит чомг в неописуемый восторг. Плывут по воде кусочки льда, клубится парок, рыбаки поодаль неподвижными копнами сидят над лунками, а они так плещутся в холодной струе, что начинает казаться, будто овладело ими весеннее настроение, будто этот мороз последний. Окунаются, закидывают голову на спину, словно намереваясь опрокинуться, шлепают полуразвернутыми крыльями так сильно, что искрами разлетаются по сторонам крупные брызги. Потом, сверкая серебристым пером грудок, перебирают клювами каждое перышко, купаются снова и засыпают, словно утомленные утренним туалетом до изнеможения. Друг к другу в это время они не проявляют заметного интереса. Но весну встретят вдвоем и вместе с теми парами, которые вернутся сюда издалека, утвердят ее приход красивым птичьим танцем. 

Камышовый лунь

Какой бы ни была весна на Русской равнине — затяжной или дружной, ранней или поздней, птичий перелет на ее просторах по-настоящему начинается только с разливом рек. Будто ломает стремительное половодье запоры на сотнях широких воздушных ворот, распахивая их для сухопутной и водоплавающей птицы.

Шумит река, и шумят над ней крылья и голоса перелета: стаями и в одиночку, в чистом небе и под низкими тучами спешат на родину пернатые переселенцы. Чуть пританцовывая в воздухе, вольным строем летят чибисы; едва не касаясь собственного отражения в воде острыми кончиками крыльев, слетаются к месту старых гнездовий светлоперые чайки; на мелководье табунятся лысухи, речные утки и нырки, токуют чомги; мельтешат на берегах дрозды, скворцы, трясогузки. А мимо всех, сторонкой, над прошлогодними тростниками, над залитыми ивняками медленно-медленно, едва взмахивая широкими трехцветными крыльями, плывет, чуть покачиваясь на воздушной волне, болотный, или камышовый, лунь. Летит, не глядя по сторонам, опустив голову, словно стыдясь того зла, которое причинил прошлым летом доверчивым соседям, поселившимся на воде и берегах в его семейных владениях.

Но нет, не раскаивается лунь, что обездолил десятки птичьих семей, выловив птенцов и разорив гнезда, не сторонится птиц в покаянном молчании. Он занят охотой. Ведь только-только прошел ледоход. Еще прибывает в займище вода, выталкивая заблудившиеся льдины на низкие берега, выживая из нор зимовавших в пойме грызунов. Карабкаются на кусты, гурьбой отсиживаются на ворохах сплавного мусора не пришедшие в себя водяные крысы и полевки. Вот их-то, пока не нашли новых надежных убежищ, вылавливают цапли, серые вороны да болотные луни, чуть ли не самыми первыми из перелетных хищных птиц появляющиеся на речных разливах. Птицы в эту пору будто и не интересуют луня. Это потому, что никого из них сейчас ему не поймать, и даже лихо распевающая на камышинке овсянка не улетает с дороги своего извечного врага. Но в немышиные годы беден разлив мелкими грызунами, и приходится луню ловить чесночниц, голубых лягушек, летать на дальние поля и, остерегаясь ворон, наспех осматривать лесные поляны и вырубки, где иной раз удастся схватить даже зайчонка.