На речных берегах

Это самый настоящий хищник, который охотится только на живую добычу и ловит всех, кого только может проглотить. Своих конкурентов — жаб и чесночниц — обыгрывает тем, что может охотиться не только на суше, но и в воде. Молодые лягушки только насекомых ловят, а рослые лягвы пожирают своих и чужих головастиков, лягушат, мальков и мелкую рыбешку, птенцов, мышей.

Но мышь — не жук: схваченная, она может мгновенно извернуться и укусить врага. Ее не проглотишь разом, как муху. Поэтому, схватив крупную, сильную жертву, лягушка тут же бросается с ней в воду и топит ее, не выпуская из пасти, пока та не перестанет трепыхаться. Потом выныривает, возвращается на берег и начинает с трудом, с передышками заглатывать или заталкивать в свою утробу мокрую, бездыханную добычу. Однажды лягушка средней величины за полчаса управилась с полевкой, которая была всего на сантиметр короче хищницы, но весила, правда, вшестеро меньше.

Головастики озерной лягушки — вегетарианцы: на одних водорослях вырастают до превращения в лягушат, но при случае не отказываются и от мясной пищи. Когда личинка плавунца убивает одного из головастиков и начинает высасывать его, остальные скопом быстро обгладывают его до хрящиков. Но сами после такого пиршества друг на друга не нападают и не становятся кровожаднее, особенно если в достатке их привычный корм.

Чем пахнет чистая дождевая вода в стакане, ведре или в луже на асфальте? Для нас — ничем. Для лягушки — чистой водой. Я спас ту заблудившуюся путешественницу: принес домой и посадил в ведро, плеснув в него немного воды. Хотел отнести ее к реке, но кончался октябрь, ударили ранние морозы, и пленница так и осталась в ведерке. Водопроводная вода в нем испортилась довольно быстро, но прежде чем ее заменили на свежую, лягушка сама нашла выход.

В полутора метрах от ведра стоял высокий бачок с дождевой водой. Видеть его из ведра лягушка не могла, но она одним прыжком выскочила на пол, а вторым очутилась в бачке, где и просидела до весны, отказываясь от пищи. И надо признать, что такой выход из положения удался бы немногим из тех животных, которые ушли от лягушки вперед на десятки и сотни миллионов лет. Поведение этой твари до сих пор считают слишком примитивным. Обе ее жизни: и короткую жизнь головастика, и жизнь четверонога — изучали и изучают с помощь ножа, электричества и приборов, а те формы ее поведения, которые свойственны «думающим» животным, даже не описаны как следует. А она, оказывается, может решать и серьезные задачи, только ответа от нее добиться трудновато.

Животным одного вида нет-нет да и приходится вступать в стычки друг с другом, чтобы доказать свое превосходство или отстоять участок, семью, добычу, убежище или просто удобное для отдыха место. Иногда это просто демонстрация силы или ритуальный бой. Даже для них надо иметь средства нападения и защиты — когти, зубы, рога, клювы, хвосты, шипы. У лягушки ни того, ни другого, ни третьего. Ей нечем ни ударить, ни ущипнуть, ни увечье нанести, и даже причинить небольшую боль противнику или сопернику нечем, а стало быть, нечем держать побежденного в страхе и подчинении.

Наверное, не один я видел весной и летом, как дерутся самцы озерных лягушек. Ничего, кроме смеха, эти драки вызвать не могут, потому что прежде всего бросается в глаза клоунская потешность сцены: не хватает только пузырей с горохом в лапках драчунов, когда они бросаются друг на друга и, не зажмуриваясь, начинают молча тузить друг друга передними лапами. Это не дуэль, потому что нет оружия и, наверное, нет правил. Коротенькой лапкой не размахнуться для хорошего удара. Дерутся противники только на плаву и бьют только по голове, словно стремясь окунуть один другого. Зачем? Ведь вода — та стихия, где лягушка ищет спасения от любой опасности, а удар по морде, видимо, не производит на нее никакого впечатления.

Ходить лягушка не умеет и не может: слишком велика разница в длине передних и задних ног. Она и по суше, и по воде передвигается одним способом — мощными толчками задних ног. Прыжок — как выстрел: его направление в полете не меняется. Нечем его изменить. Нет у лягушки хвоста. Поэтому бывают случаи, когда лягушке не до смеха.

Более тридцати лет назад произошел случай, который помнится до сих пор. Я медленно шел по берегу одного из бесчисленных протоков волжской дельты, где живут самые рослые лягушки, и любовался их классическими прыжками: стремительными, длинными, безукоризненными. Но одна, не пролетев и половины расстояния, вдруг врезалась мордой в крепкий сук, торчавший из воды, шлепнулась в тину, тут же перевернулась и уставилась на меня не то что с обескураженным видом, а словно с немым вопросом: «Ну, как я?».