На речных берегах

Озерную лягушку называют зеленой, но у нее нет постоянного цвета. Сидит на светлом песке — и сама сверху с явной желтизной, прижмется к листу кувшинки — и словно сольется с ним цветом, усядется на почерневший обломок или на непросохшую грязь на берегу — и не разглядишь ее, тоже черная. Есть в этой черноте и в неподвижности позы какая-то первобытность. Но какого бы цвета ни была лягушка сверху, пузечко ее всегда чисто-белое, а от кончика морды вдоль всей спины тянется узкая ярко-зеленая полоска. Она у озерных лягушек как опознавательный знак и никогда не меняет даже оттенка ни у подростков, ни у взрослых. А ночью все они, какая где бы ни сидела, в один цвет. (Ночью не только все кошки, но и все лягушки серы.) Способность менять окраску появляется, как только у головастика исчезает хвост и бывший вегетарианец превращается в четвероногого хищника — лягушонка. 

Синий огонек

Все лето одолевала природу засуха. Не было в Подворонежье ни хорошего дождя, окладного или ливня, ни густой, тяжелой росы на суходоле, не выдалось ни одной туманной зорьки на реке. И лишь через два месяца после солнцеворота, в конце августа загремели над равниной гроза за грозой. Одни тучи проходили, устрашающе полыхая молниями, но не брызнув ни каплей, другие проливались на иссохшую землю благодатными дождями. Днем дождь иногда начинался словно гром с ясного неба: за лесом дождевая туча подкрадывалась вплотную и в несколько минут выливала весь свой запас, уплывая в другую сторону легким, светлым облачком. А одна собралась за Доном только к вечеру. Набирая силу, заиграла дальними сполохами на безлунном небе. Потом, невидимая, приглушенно рокоча, без ветра подкралась к Усманскому бору и разразилась над ним полуночным ливнем.

Утро нового дня проснулось по-летнему теплым, но по-осеннему туманным, с висящими на листьях, на сосновых иглах, на кончиках шишек и травинках чистыми- чистыми каплями. Не спускаясь к дорожным лужицам, пили воду тех капель лесные птицы, едва слышно перекликаясь друг с другом.

Тих был лес и тиха вода в реке: ни рыбешка не плеснет, ни утка не крякнет в затоне. Серой, беззвучной тенью опустилась у берега цапля и, словно не узнавая собственное отражение, уставилась желтым глазом в затуманенное зеркало. Защебетали касатки в никлых тростниках, и все равно ничто не изменилось от этого на сонной реке. Однако тяжелая сонливость, висевшая над берегами, вмиг пропала, как только посвистел зимородок, усевшийся на низенький лодочный столбик. Откуда появился, где ночевал: на ветке, на корешке под береговым обрывчиком или в семейной норе? В сероватом полумраке рассвета из всего его пестрого оперения выделялись только белые пятна позади глаз, а ярко-оранжевая грудка, синие крылья и голубая спинка казались тускло-серыми, будто отсырели за ночь. Посидев на колышке, короткохвостый рыболов перелетел на левый берег, потом вернулся и замер на ольховой веточке, склоненной к речной струе. Что-то не ладилось в такое утро с охотой, вернее с рыбалкой, и зимородок то и дело приседал в нетерпении, вздергивая хвостишко, пересаживался несколько раз с места на место, но так и не высмотрев верной добычи, задремал на том же столбике.

А солнце уже поднялось за туманом, разогнало белесую мглу, и его первый луч сразу преобразил мир, вернув ему все краски и добавив к ним сверкание искр в дождевых каплях. Тут же обрадованно свистнул-пискнул зимородок, бултыхнулся со столбика в воду, выскочил и помчался над рекой, сияя бирюзовой спинкой, словно синий огонек. Повис, трепеща крыльями, у крайних лопушков, присмотрелся, прицелился и камнем упал в маленькое оконце среди круглых листьев.

Поднялась в это время к тому же первому лучу стайка маленьких красноперок из зеленой глубины, и одна из них, сверкнув серебряным боком, исчезла в клюве зимородка. Довольный первой охотой, он долго сидел на одной из любимых веток, как бы борясь со сном или, наоборот, подремывая, сытый. Может, это была молодая птица, может, взрослая из уже распавшейся семьи: в последние дни лета и те и другие живут отшельниками, сторонясь или избегая своих. Зимородков и летом редко увидишь вдвоем, осенью же только в одиночку.

С первого до последнего дня своего пребывания на реке зимородок — самое яркое ее украшение. Но в самых людных местах он осторожен и умеет оставаться незаметным. На тихих речках с незатоптанными берегами он доверчив, открыто носит рыбешек в нору, присаживается на кончики рыбацких удилищ, охотится около лодок, где рыбаки прикармливают рыбу. Выкопав весной на уединенном береговом обрывчике гнездовую норку, зимородок не покинет ее, если с началом купального сезона она окажется в самом центре оживленного пляжа. За добычей он будет летать на заросшие старицы и приносить ее птенцам в тот короткий миг, когда у норки никого не будет. Влетит в нее с разлета, не прицеливаясь, вылетит, как маленькая синяя ракета, и засвистит только на середине реки, уносясь к дальнему берегу. Если бы не свистел, то видели бы мы его еще реже, а то, как кулик-перевозчик, полетел — и обязательно засвистел.