«Об этом все напишут, но не писать об этом нельзя — авария на атомоходе «Курск». Первый импульс, когда авария стала развиваться как трагедия: к чертовой матери пора помести всех этих старперов, по-прежнему, принимающих «взвешенные» решения. Не будем, как дети, играть в любимые российские игры — «поиск виноватого», но давайте вспомним, кто у нас отвечает за армию, за авиацию, за флот. Один у нас есть министр. Вот его и имею в виду, тем более что имел с ним конкретную и предметную переписку об организации военной кафедры в институте — наверху, в министерствах сидят опытные и вдумчивые решальшики.
Я представляю, как было советниками и решальшиками доложено президенту об аварии: не волнуйтесь, ваше превосходительство, у нас есть техника, откроем, достанем, справимся сами. Шапками закидаем. Возьмем Грозный к Новому Году! И президент оказался в патовой ситуации: своей волей пригласи иностранных спасателей — виноват, подрывает престиж государства; едет на место событий — опять виноват, занимается популизмом и мешает нормальной работе. А тем временем из трагедии телевидение выстраивает мексиканский сериал. Камера допрашивает бывших подводников и заглядывает в лица родственникам. Частное горе тысячи людей и горе народа выпотрошены, как праздничная индейка. Забыта трагедия на Пушкинской площади, столкновение пассажирского автобуса в Омске. Идет охота на матерей, отцов и жен погибших моряков. О верховной власти высказываются бывшие и действующие подводники, и «простой народ». Выстраиваются журналистские карьеры. Но другого телевидения, не смотря на свободу слова, у нас нет. Через трагедию телевидение сводит свои счеты с властью».
Ездил в общежитие, устроил разнос С.И. по поводу охраны, недоволен работой буфета. Андрей Гринберг после смены оставляет грязь, не выдерживает графика, Лыгарев, несмотря на мой приказ, не подписывает меню. До сих пор нет заключения СЭС. Вернее, оно есть, но Лыгарев все никак его не заберет. Второй раз СЭС очень неохотно к нам ехала, мы взяли своих рабочих, а не подрядчиков которые они нам рекомендовали и выполнили все буквально их пожелания — значит, с нас уже ничего не возьмешь.
Порядка маловато, в комнате упросившей меня оставить ее на лето Л.Борисовой живут две посторонние женщины и какой-то парень. Каждый студент или выпускник старается с института драть.
Вечером на подлодке наконец-то норвежские водолазы открыли аварийный люк — лодка затоплена, полна воды, опоздали. По телевидению показывают родных и близких. Как будто бы кто специально свез их в Мурманск, чтобы было что показывать, чтобы поиграть на нервах зрителей. Родственников-то понять можно, но вот организаторов этого скопления отчаявшихся людей понять нельзя.
22 августа, вторник. Уехал Саша Мамай. Он приезжал сдавать какой-то вексель. Попутно купил себе штаны за 2000 рублей. Я себе таких штанов не смогу купить никогда. Но штаны так себе.
Утром, стиснув зубы, продирался сквозь этюды абитуриентов. Понравился один мальчик, которому влепили тройку, все очень зыбко, неловко, но за всем этим бьется неординарный человек, но стал сегодня справляться у З.М. и она сказала, что мальчик получил двойку по изложению и уже уехал к себе в Таганрог.