На рубеже веков. Очерки истории русской психологии конца XIX — начала ХХ века

Деятели церкви выступали против сеченовской психологии, поднимали на борьбу с ней рядовых служителей церкви, которых они призывали воздействовать на прихожан, предостерегая их от «отравления рефлексами». Именно так писали церковные журналы в своих методических указаниях духовенству.

Вопрос об отношении к психологии становится среди руководителей церкви предметом ожесточенных споров. В них получает

выражение та двойственность, которая была присуща христианской теологии, — противоречие веры и науки. Богословы не хотели отказываться от использования психологии как науки, доказывающей существование души, а потому активно участвовали в полемике между материалистическим и идеалистическим направлениями в психологии — о природе психического, о предмете, методе и задачах психологии, об ощущениях и мышлении, о свободе воли. Очевидна была цель, которую преследовала церковь в борьбе против материалистической психологии. Главным было отстоять учение о душе — за ним ведь стояла социальная доктрина христианства, оно служило основой решения всех социально-психологических проблем. Именно поэтому преследованию царской цензуры подвергся трактат Сеченова «Рефлексы головного мозга»[4].

Борьба православной церкви с материалистической психологией развертывалась на разных уровнях и в разных направлениях. Выступления церкви против нового учения определялись в первую очередь значимостью социально-психологических выводов из догматов церкви, которые рушились с развитием науки. Богословы выступали в университетах, в Московском психологическом обществе, выпускали книги с вычурными названиями, как, например, многотомный труд епископа Никанора «Позитивная философия и сверхчувственное бытие» (СПб., 1876) или книга иеромонаха Антония «Психологические данные в пользу свободы воли и нравственной ответственности» (СПб., 1888). Они стремились придать наукообразный вид своим доводам, действовали убеждением, применяя приемы логики, заботились о многочисленных ссылках на труды отцов церкви, философов и психологов.

С 1870-х годов усиленно разрабатывается специальный раздел апологетики (отрасли христианского богословия, занимающейся защитой вероучения), посвященный естествознанию. По словам профессора богословия П. Светлова, естественнонаучная апологетика была порождена стремлением к соглашению Библии откровения с Библией природы, или религии и науки. Иными словами, перед естественнонаучной апологетикой православие ставило задачу — сделать естествознание безвредным для религии. В духовных академиях был введен курс естественнонаучной апологетики.

С появлением трудов Дарвина в России православная церковь начинает ожесточенную борьбу с дарвинизмом, борьбу, которая тянется всю вторую половину XIX в. и вовлекает, с одной стороны, все новых и новых пропагандистов дарвинизма, а с другой — реакционный лагерь идеологов самодержавия, в значительной мере представленных церковными деятелями. Церковная печать публиковала множество всякого рода сочинений, или направленных прямо против учения Дарвина, или пытающихся примирить эволюционную теорию с религиозным мировоззрением. Архиепископ Никанор, сетуя на то, что «иссякает страх божий», в одной из своих бесед с верующими запугивал их дарвинизмом, вопрошая: «А дарвинизм не обращает ли нас назад не только в древнее язычество, но и в предполагаемое первобытное скотство?» (Беседа., 1887, с. 638).

Среди богословов шли споры о мерах уступки естествознанию. Доктор богословия М. Н. Глубоковский был вынужден сдать позиции перед дарвиновской теорией происхождения человека, сознавая нелепость и безнадежность отрицания общепризнанных данных естествознания. Он выражал готовность примириться с ней. только без материализма. «Если Дарвин прав, если мы происходим от обезьян и т. д., то даже и с таким родством помириться можно. Вопрос о том, что такое наше тело — это пустяки. Происходим ли мы от прообезьяны или от протоплазмы — это не важно. Если происходим от обезьяны, это еще не особенная беда. Было, да прошло! Прошлого мы уже не в состоянии воротить, но будущее еще перед нами» (Глубоковский, 1899, с. 722–723). В сущности, с точки зрения и духа, и буквы христианского вероучения то, что писал этот теолог, представляет сплошную «ересь». Признать ненаучность Библии и уступить позицию дарвинизму в таком важном вопросе, как происхождение человека, церковный идеолог мог только ради того, чтобы ценой такой уступки удержать еще более важные позиции. Более важным было учение о жизни за гробом, вера в существование души и ее непосредственной связи с богом. Связь души с богом давала представителям бога на земле, служителям церкви, власть над верующими. Веру в бессмертие души церкви надо было сохранить любой ценой, а вместе с тем и религию как форму социального принуждения.