На руинах Османской империи. Новая Турция и свободные Балканы. 1801–1927

Таким образом, в начале 1916 года на Балканском полуострове сложилась угрожающая ситуация. Оба сербских государства исчезли; Греция ни в коем случае не была нейтральной, а страны Антанты, после восьми месяцев боев, покинули побережье Турции у пролива Дарданеллы[119]. Был момент, когда они могли прорваться в проливы, о чем турецкие и германские военные власти заявили послу США, и появиться у Константинополя. Такая возможность представилась им в марте 1916 года, но они ею не воспользовались. После того как пала Сербия, оставив путь на Константинополь свободным для Австро-Венгрии и Германии, турки превратили слабые укрепления Дарданелл в совершенно неприступные. Как утверждал один немец, Германия «не смогла бы удержать Дарданеллы без военной помощи Болгарии». В течение трех последующих месяцев войска Антанты держали оборону в «траншейном лагере Салоники» (салоникском фронте).

При таких обстоятельствах нет ничего удивительного в том, что греки, недавно прошедшие через две войны и имевшие перед глазами пример Сербии, стали склоняться к нейтралитету. 7 ноября 1915 года Заимиса сменил престарелый Скулудис, богатый человек, который мечтал стать премьером и возглавить кабинет «спасителей» Греции или «седобородых», как их называли. Он распустил недавно избранный парламент и призвал в армию 300 тысяч человек. Сторонники Венизелоса, по распоряжению правительства, воздержались от критики его действий. Когда весной 1916 года сербская армия, реорганизованная на острове Корфу (Керкира), была готова к транспортировке в Салоники, он не позволил перевозить ее по греческим железным дорогам; а когда болгары потребовали сдать форт Рупел, нависавший над долиной реки Струмы, он, с ведома Скулудиса, отдал его им. Так правительство Константина, которого прозвали «убийцей болгар», отдало болгарам историческую крепость, которую никейский император Феодор II Ласкарис отбил у их предков.

Результаты сдачи были катастрофическими. Французский генерал Саррай, командовавший войсками в Салониках, объявил осадное положение. «С тех пор, – говорил он, – греки здесь больше не хозяева». Доверять им Северный Эпир было нельзя, и греков сменили итальянцы. 21 июня три страны – защитницы Греции отправили ее правительству ноту, в которой потребовали быстрой демобилизации всей армии, немедленной замены действующего кабинета на совет министров, не имеющий никакой политической окраски, обещая сохранять по отношению к нему нейтралитет, а также распустить парламент и провести новые выборы. Эти требования были приняты безо всяких условий, и премьером снова стал Заимис.

Впрочем, последнее условие выполнить не удалось, ибо на помощь разгневанным роялистам пришли болгары, захватившие Восточную Македонию. Кавала сдалась, и восемьдесят тысяч греческих солдат (одна шестая всего мобилизационного потенциала страны) были увезены в Германию и интернированы в Гёрлице. Возмущенные тем, что сдача греческих крепостей национальным врагам продолжается, полковник Зимбракакис и его коллеги создали в Салониках комитет национальной обороны. Они выступили преждевременно и потерпели провал, но благодаря им к власти вернулись сторонники Венизелоса.

27 августа 1916 года в войну на стороне Антанты вступила Румыния. Интервенция Италии, начавшаяся 15 месяцев назад, убедила ее «латинскую сестрицу» присоединиться к ней. Однако нежелание России отдавать Румынии Банат, населенный сербами, долго мешало достижению соглашения. Впрочем, Россия в конце концов удовлетворила румынские претензии на Трансильванию, Буковину и Банат, и тайный договор об их передаче был подписан 17 августа и признан британским правительством. Согласно военной конвенции, прилагавшейся к договору, Румыния обещала напасть на Австро-Венгрию не позднее 28 августа[120].

Король Фердинанд, хотя, как и его дядя, принадлежал к роду Гогенцоллернов, тем не менее был хорошим румыном. Он был женат на английской принцессе, и, хотя в Румынии существовала германофильская партия под руководством М. Маргиломана, да и о том, что Россия отобрала у Румынии Бессарабию[121], тоже никто не забыл, Австрия до конца отказывалась покупать нейтралитет Румынии ценой передачи ей Буковины.

Симпатии румын, как и в 1870 году, были на стороне Франции, ибо многие образованные румыны имели связи во Франции, но ирредентисты (программным требованием ирредентистов было воссоединение Италии по этнографическому и лингвистическому признаку) были здесь более сплоченными, чем в Италии, и молодой Братиану, тогдашний премьер-министр, был оппортунистом, не желавшим брать на себя огромный риск, связанный с созданием «Большой Румынии».

Теперь, впрочем, ему показалось, что этот риск сильно уменьшился. В своем обращении к народу король заявил, что пришел «день объединения всех ветвей нашей нации», день, когда можно будет «создать навеки то, что Михаил (Михай) Великий [в 1600 году] смог создать лишь на мгновение, а именно, союз всех румын на обоих склонах Карпат».