На руках у Бога. О радости быть христианином

В дни евангельской Пасхи у всех вдруг что-то случилось со зрением. Петр и Иоанн не видят ангелов, сидящих в пещере, их видит только Мария. Сама Магдалина беседует с Господом и не узнает Его. Лука и Клеопа, ученики Христа, хорошо Его знавшие, много с Ним беседовавшие, не узнают в скромном страннике воскресшего Бога. Даже Петр — кто был ближе? — и тот не сразу опознал в Неизвестном на берегу Тивериадского озера воскресшего Наставника. Да, конечно, все были просто поражены случившимся. Еще не зажили раны от созерцания ужасов распятия и погребения, не высохли слезы, не пришло спокойное осознание того, что довелось вынести, и тут — новое потрясение. Христос воскрес и явился Магдалине — почему-то она, эта беспокойная женщина, первой увидела Его. Потом Он явился остальным, пройдя сквозь стену, показал Свои раны, дал наставление, и никто не успел сказать ни слова. Не смог! Как в это можно поверить? Поэтому сперва не поверили Магдалине, поэтому Фома отказался верить остальным, но, по крайней мере, евангелисты донесли нам их голоса, их неожиданные восклицания. Магдалина, узнав Спасителя, воскликнула: Раввуни! — что значит: Учитель! (Ин. 20:16) и хотела к Нему прикоснуться, но Господь запретил. Потрясенный Фома вскричал: Господь мой и Бог мой! (Ин. 20:28), и Христос разрешил ему потрогать Свои раны. Почему Магдалине запрещено прикасаться, а Фоме можно? Почему Матфей утверждает, что мироносицы, увидев Воскресшего, ухватились за ноги Его и поклонились Ему (Мф. 28:9)? Есть много толкований. Ни одного из них до конца понять не могу. Видимо, это тайна, за которой, как мне кажется, кроется что-то очень-очень простое и понятное.

По-настоящему удивляет иное: ученики узнают в Явившемся воскресшего Бога, Он обращается лично к каждому, называя Магдалину по имени, наставляя лично Фому, а не учеников вообще. Как они пережили, какими они стали после того, как Бог обратился к ним по имени? Я бы, наверное, потерял дар речи, если бы Бог вдруг неожиданно обратился ко мне, произнес мое имя. Но они не молчат. Они восклицают. Магдалина называет Его не просто Учителем. С ее губ срывается имя, которое она не готовилась произнести. Это Имя всегда хранилось и жило в ее сердце. Она обращается ко Христу, используя ласковую уменьшительную форму от слова «учитель». Это чем-то похоже на наше нежное русское «батюшка» или «папочка» вместо торжественного «отец». У Фомы таким именем было «Господь мой и Бог». Он — мой Бог, Бог, который видит меня, Бог, который верит в меня. И неудивительно, что эти люди обратили в христианство половину мира. Если тебя видит Бог, если в тебя верит Бог, если ты сам видел Бога и не просто остался жить, но воистину заразился Его жизнью, любая империя, власть, могущество не устоят перед словом этого человека. Они видели Бога. Бог говорил к ним. Как красиво и таинственно это взаимное нарицание. Когда Бог позовет меня по имени, каким именем Божиим откликнусь я?

Бог. Просто Бог

Лука и Клеопа узнали Его в преломлении хлеба. Бог открылся им в Евхаристии, в таинстве Благодарения. Он проговорил с ними целый день, утомившись от долгого пути, и они никак не хотели Его отпускать — не смогли вынести разлуки с Ним. Его не видели их глаза, но так правдиво-пленительны были Его речи. Воскресший Бог ходил по земле. Просто ходил. Беседовал. Вкушал пищу.

Ошеломленные необыкновенными событиями ученики не нашли ничего лучшего, как пойти ловить рыбу. Когда случается нечто чрезвычайное и у тебя нет сил это осмыслить, просто займись привычным и понятным делом. Они были рыбаками, и в лодку к Петру поспешно взобрались Иоанн, Иаков, Фома, Нафанаил и еще двое — попробуй всех упомни, когда вокруг такое творится! Семеро в лодке и Бог на берегу. И они опять Его не узнали. И тогда случилось то, что Петр помнил слишком хорошо: все повторилось снова — неудачный лов рыбы, и кто-то властно требует снова закинуть сеть, и рыбы так много, что нет сил всю выбрать, и неудержимое желание броситься в воду. А рыбок было ровно сто пятьдесят три — Иоанну это врезалось в память, так же как и то, что на берегу их ждал обед. Бог приготовил обед. Там был и хлеб, и рыба. А потом долго беседовали. Христос что-то говорил Петру, отведя в сторонку. Что-то про любовь и старость. Но евангелисты не говорят много. Из всех встреч и бесед запомнилось только одно — горело сердце, неудержимой радостью горело сердце. И по всему миру был разлит тихий свет, который уже посещал эту скорбную землю, уже горел над этим морем и горами, когда мнительный Петр вдруг непривычно успокоился и сказал: «Господи! Хорошо нам здесь быть!» Свете тихий! Как хорошо!

Вознесение грядущего Христа